Аркадий Казанский - «Играю словом…»

Лист белый любит чёрные чернила,
Юлой крутясь, перо кропит слова,
Беспечный разговор, и шепот милый,
Оттиснуты, как в рамках кружева.
Видней, логичней холод рассужденья,
Истоки чисты, и слова просты,
Проверены раздумья и сомненья
Очищены от лишней суеты.
Слова ложатся, сходятся в объятьях,
Вливаются в поэмы и тома,
Являются к нам в руки и дома.
Там, переплёт закрыв, в шкафах стоять им.
И хоть во тьме ночной их свет пропал,
Лист чёрный помнит яркий жизни шквал.

Лист чёрный помнит яркий жизни шквал,
Южане — северянок любят очень.
Блаженных лиц сияющий овал
Опять белеет среди мрака ночи.
В тиснёных переплётах соль земли,
И, развернув их белые страницы
Плыви, как в океане корабли.
Остроконечных волн мелькают спицы,
Слова ложатся перед нами вновь,
Вливаются в глаза, поют нам в уши,
Являя мысли, окрыляя души.
Так остро в жизни чувствуя любовь,
И миру сочиняя панегирик —
Люби мгновенье — завещал нам лирик.

Люби мгновенье — завещал нам лирик —
Юрт, шалашей, ракитовых кустов
Бегущие секунды, и сатирик
Об этом нам напоминает вновь.
Волшебные мгновенья бытия
Ироник лёгкой горечью окрасит,
Прагматик их разденет до белья,
Остряк искристым юмором украсит.
Спешит художник отразить в картинах
Виденья свои в пламени свечи…
Яснеет небо, близок мрак ночи.
Так, покутив изрядно на поминках,
И остро смерти чувствуя оскал,
Лови момент — нам циник простонал.

Лови момент — нам циник простонал.
Юдифь затем мечом главу нам сносит.
Бог жизни нам не на столетье дал.
Он в жизнь бросает нас, он нас уносит.
Возвышенный и грязный идеал
Историк после разберёт на части.
Посмотрим, кто из нас не побывал
Огнём охваченным в порыве страсти.
Стыда не ведая, всю жизнь грешим,
Вину не искупая покаяньем.
Ясней осознавая расстоянья,
Торопимся и чувствовать спешим.
И смотрят со стены, с картин старинных
Лениво наши предки — исполины

Лениво наши предки — исполины
Юкона клады хладостно презрев,
Богатства свои подняли из глины,
Очаг в ночи холодной разогрев.
Во мгле веков скрываются истоки
Избранных Богом и больших родов.
Потомки забывают о далёких
Отцах и пастухах своих стадов.
Смиренно путь по жизни пролагая,
Всегда ль Аркадий весело смотрел?
Я думаю, горел он и бледнел,
Татьяне руку с сердцем предлагая.
И кто из нас не потерял покой,
Лобзанья вкус познав в тиши ночной?

Лобзанья вкус познав в тиши ночной,
Юбчонки сбросив, кинутся в объятья
Бесстыдно девы. Кто в них ткнёт клюкой?
Отцовство, материнство и зачатье
Всегда невинны были под Луной,
И любо жизни видеть в том причину.
Пером послушным и своей рукой
Опять другую славлю половину.
Святой поклон великим матерям,
Вскормившим грудью целые народы.
Я вижу, как они, продолжив роды,
Творя свой путь, молясь своим богам,
И крепко помня истины старинны,
Лепить детей умели не из глины.

Лепить детей умели не из глины…
Юмористически, кто смог поддеть бы их?
Богов-детей прелестны половины,
Отцов отцов любимых, дорогих.
Вот Фёдор тихо нас благословляет,
И Антонина осенит крестом,
Пусть Николай на дело наставляет,
От Александры мир придет в наш дом.
Смиренных старцев простота святая,
В Российский век недолгий золотой,
Являя поколений длинный строй,
Тернистый путь по жизни пролагая,
И уходя в заботы с головой,
Лепили — и каких — о! Боже мой!

Лепили — и каких — о! Боже мой!
Юпитер-громовержец в равной мере
Бледнел и плакал, потеряв покой,
Основу жизни дав нам в Божьей вере.
Всё было в тот голодный, грозный год,
И начала Флоренса поколенье,
Потом — Надежда продолжает счёт.
Особо — Вячеслава появленье.
Судить не нам, что было по плечу
Вам, мама и отец в расцвете лет.
Явился божий Алексей — поэт.
Татьяне оду я пропеть хочу.
И, верьте, выходя из тьмы ко свету,
Лоб морщить нам напрасно смысла нету,

Лоб морщить нам напрасно смысла нету,
Юродивых на паперти дразнить.
Безумцев глупо призывать к ответу,
Овец заблудших надобно простить.
Война большая отгремела чадно,
И Софья мудрость каждому дарит,
Покой уже вкушает Ариадна.
Об авторе перо моё молчит.
Смиренный пастырь смыслит в жизни мало,
Волов и коз гоняя по лугам,
Явлений суть не понимая сам.
Тут Нонна скажет нам, что не пристало
И глупо брать невинности обет,
Лишать себя услады юных лет.

Лишать себя услады юных лет
Юнцам и девам не совсем по нраву.
Бог людям дал совсем другой завет:
Он завещал им и любовь, и славу.
Венец любви и счастья обрели
Иван с Надеждой и с Флоренсой Юрий,
Потом Светлана, Вячеслав нашли
Отраду сердцу. Алексей, де-юро,
Сердца у Лидии с Натальей взял,
Владимира и Виктора Татьяна…
Я это нахожу ничуть не странным.
Темнит, кто сам себя не ослеплял
Из тьмы и света выбирая свет —
Лукавее закона в мире нет.

Лукавее закона в мире нет,
Ютятся рядышком, друг-другу вторя,
Беда и радость, темнота и свет,
Обида и прощенье, счастье, горе.
Владимир Софью взять приступом смог,
И знала Алексея Ариадна.
Пал пред Эмилией Аркадия венок,
О чём молва скрывается туманна.
Смутила Нонна на изрядный срок
Валерия и Александра мысли.
Я на сегодня обрываю список.
Тут, поколенью подводя итог,
И видя, что Любовь идёт ко свету —
Любови посвятил венок сонетов.

Любови посвятил венок сонетов.
Юдолью скорби и ладьёй мечты,
Блаженством счастья, верности обетом
Открыли мы себе её черты.
Впитав в себя из Старских берегов
И ветра шум, и даль родных просторов
Полей унылых, и густых лесов,
Она здесь правит бал без разговоров.
Сердечности и нежности полна
Вершинка рода, стройная богиня.
Я вижу, за неё не раз поднимем
Тройной бокал игристого вина.
И признаю, что нашу Любу сам
Люблю я, но доступно лишь богам…

Люблю я, но доступно лишь богам,
Юноне и Психеям, и Амурам,
Будить тебя свирелью по утрам,
Оберегать покой твой ночью хмурой.
Все здесь послушны слову твоему,
И рады услужить тебе сердечно.
Принять равно награду и суму,
От жизни отойти для жизни вечной.
Скажи лишь слово, и наступит день
Веселья, и утех, и неги праздной.
Я признаю, что в жизни непарадной,
Ты — божество. Весь мир — твоя лишь тень.
И счастлив тот, кто сможет скоро сам,
Листком осенним пасть к твоим ногам.

Листком осенним пасть к твоим ногам,
Юг тёплый променять на стылый север.
Брели путём тем Ева и Адам,
Отцы дедов — Димитрий с Параскевой,
Ветвь мощную растя свою в веках,
И корни бросив, Алексей с Марией,
Потомков — дедов на своих руках,
От Дмитрия и Ольги подарили
Семейств родных нам непрерывный ряд.
Вот, наконец, идут Василий с Анной.
Я вижу, как тревожно и туманно
Тепло сквозь время на меня глядят.
Испить всю чашу — дай, Господь мне силы.
Лист белый любит чёрные чернила.