Наталья Галкина - Горожанка

...Билет подала я старухе,
Она отложила шитье,
И были по-мертвому сухи
Белесые губы ее.

И вот я за белой стеною,
Где белые башни стоят,
Светло, и тенями за мною
По воздуху листья летят.

Экскурсии пыльное стадо
Серьезно и дружно прошло.
Я в церковь, где тень и прохлада,
Горячее ввергла чело.

Босая, на камне холодном,
С обрывком билета в руке,
Тебя я увидела, родный,
На сводчатом том потолке.

У горла раскрыта рубашка,
Очерчены кругом черты,
И что-то — не рыбка, не пташка —
В ладони, и хмуришься ты...

Не мертв, и не жив, и не тело,
А плоскости, краски во мгле...
И я поняла, как сумела,
Что нету тебя на земле.

В коротком дыханьи печали
Я слезы стирала со рта.
Старуха гремела ключами,
Старуха закрыла врата...

Вот и опять в этом мире цветов,
В мире прелестном,
Ты возникаешь из линий и снов
Над перелеском.

Ты за окном электрички летишь,
Полупрозрачен,
И не поводит сосед — вот поди ж!
Оком незрячим.

Мне только виден: в квартале ночном
Очерком зыбким
Ходишь, гуляешь со мной перед сном
С полуулыбкой.

И вечерами, присев на диван,
Руку подымешь,
В куртке, которую ты надевал
Здесь, в этом дыме

От сигарет, точно так же молчком,
Тот же, что прежде,
С полуусмешкой, с полукивком,
В той же одежде.

Только не бред — здоровым-здорова,
Только не призрак,
Просто подъемлет из почвы трава
Образ и признак,

Просто, беззвучен, бесплотен для рук,
В куртке потертой,
Лучше двух новых друзей старый друг,
Даже и мертвый!

Сны на пятницу, среду,
В окнах сумрак дрожит.
А по следу, по следу
Собачонка бежит.

Мокрой мордою рыскать
И ушами прядать
От старанья, от сыска
Голодать, холодать...

Отражается, мокнет,
И, язык закусив,
Тихо пялится в окна,
Бороденку скосив.

Вырастает, жиреет
И ложится, — но там
Только воздухом веет
По следам, по следам.

Отголосками лета
Зелень в парках лежит,
И по белому свету
Собачонка бежит.

У меня защитник — хватит
Одного, куда ж еще?
Оловянный мой солдатик
С ружьецом через плечо.

Он стоит, прямой и строгий,
На рассохшемся бюро,
Перед ним ложатся строки
Под скрипящее перо.

Что уж я слезами моюсь?
В груде кубиков-руин
Он стоит, прямой как совесть,
Без соратников — один!

Армия его разбита:
Кто под шкафом, кто в туфле,
Всё отдельно — конь, копыта
И полвсадника в седле.

В лунном свете, в сонном мире
Он стоит, как на часах,
Во взъерошенной квартире,
Во дремучих во лесах...

Разломать и переплавить
Всё — до капли, до черты,
А иначе не исправить
Дерзкой этой прямоты!

Мой защитник, мой любимый,
Посмотрю — и удивлюсь,
И сама неисправимой —
Очень стойкой становлюсь...

До уксуса перебродило
До синевы, до черноты,
Со вкусом мяты, чернобыла,
Отчаянья и пустоты.

И не вином — а точно кровью
До горла налита бутыль,
И звезд ночных глаза воловьи
Глядятся в темень, в мяту, в пыль.

Так льется — водопадов гулы
На рюмки маленькое дно.
Который год мне сводит скулы
Мое прекрасное вино!

С какого дерева опали
Бумаги белые листы?
Познанье — дерево вначале,
Под осень — голые кресты.

Идешь, и звездные песчинки
Глаза слезят, и знаешь ты
В каких корнях какой личинки
Какие спрятаны следы.

Обжиты Китеж и Радонеж,
Известны запахи дорог,
И даже линии ладоней
Любимых — вдоль и поперек.

Газетное и просто поле
Заучены. Но в горле ком,
Как в детстве, — радостною болью
По иглам сосен босиком.

Но в руки не дается, дразнит,
Смешит — и плачу невпопад, —
Мой самый светлый, чистый праздник:
Бумаги белой листопад.

Яблока зрелость — в преддверии
Августа сборов и трясок,
Перед падением с дерева —
Сияние красок.

Крупными круглыми звездами
Яблоки в дерево влиты,
Оземь не сбитые грозами,
Только дождями умыты.

Были бутонами, сжатыми
Детскими кулачками,
Были раскрытыми, смятыми
Белыми лепестками.

Белым сады разрисованы.
Ночи морями вставали,
Избы причалами сонными
В белую пену вплывали.

Выплыли, сбросили кружево
В лето, в пору волнолома.
В завязях яблочно-грушевых
Сад потемневший у дома.

Яблоко! Точкой привязано
К яблоне, кануть готово.
Солнца лучом опоясана
Плоть его круга крутого.

Яблоко, звонкое золото,
Ты — совершенство сплошное,
Полное мякотью, холодом,
Мудростью и тишиною.

Быть ей стократ обезглавленной,
Яблоне... Августы наши!
Пыльной листвою оправлена
Зрелости полная чаша.

Какие-то вьются бумаги
По комнате, смерти вослед.
Приспущены на пол, как флаги,
Страницы из прожитых лет.

Шкафы открывать платяные
И книжные настежь пора,
Как будто из дальней страны я,
Невнятна мне писем гора.

Но хуже всего — безделушки!
Загадочный шарик и цепь:
И запах любимой игрушки,
И — вся! — одиночества степь!..

Цветок, лиловатый и плоский,
Положен в цветной туесок,
А рядом — печатка из воска
И маленький детский носок...

Тепло раздавалось когда-то
Вам, крохи, вам, вехи годов...
Не дни и не числа, а — даты
Мелькают... И сам ты готов

Отдать черепкам и осколкам
Ту малую каплю из глаз,
В которой ни соли, ни толку
В прощальный, в покаянный час...

Стучит по стыкам колесо
Однообразно, равномерно.
И слышно пенье голосов —
За окнами поют прескверно.

Ночь выбегает на бугор
В овчинном белом полушубке,
Швыряет снег, глядит в упор,
А стекла холодны и хрупки.