Наталья Галкина - Горожанка

Еще подушка льнет, как кошка,
Во сне ты где-то,
А я уже стучу в окошко
Рукой с букетом!

Проснись, мой светик, и взгляни-ка:
Крушины ветки,
Гвоздика, вика, вероника
И лютик едкий.

Вставай, послушай, как кузнечик
Свербит немолчный
Среди соцветий — звезд, и свечек,
И ягод волчьих!

Так по деревне я скучала,
Что полюбила рыбака.
Я никогда не отличала
Подлещика от судака!

Но снится хариуса рожа,
Налима генеральский лик,
И рыбья кровь, и рыбья кожа,
И рыбий хвост, и рыбий крик,

Волненье, легкое кипенье
Воды в протоках и в бачках,
И это чертово терпенье,
И эти отблески в зрачках,

Путь стрекозы, дорога бревен,
Возможность выспаться на дне...
Игра, ремеслам древним вровень,
Становится понятна мне.

И тень, и свет по сонным векам...
И, географии назло,
По рекам, по великим рекам,
Всю ночь мотаюсь, как весло!

Прости меня, я о тебе писала.
Прости меня. Простит — и дела мало.

Прости меня, я на тебя глядела.
Пожмет плечами: мне какое дело?

Прости меня за выдумки, за были.
Уже ушел: прощай, поговорили.

Ты не позвал бы — прошла,
Спряталась, скрылась.
Словно во сне я жила —
И пробудилась.

Стебель из многих, ничей
В лунном сиянье...
Только окликнув, Орфей
Дал мне названье.

Руки тяну в этот мир,
Под изголовье,
Словно сгустился эфир
Плотью и кровью.

Лишь облака, точно свей
В небе вчерашнем...
Нет, мне не страшно, Орфей,
Нет, мне не страшно!

Жертву приносят, кричат
В храме за рощей,
Носит волчица волчат,
Листья полощут,

Плещут ручьи, за холмом —
Пенье и клики.
Спи. Мы отныне вдвоем,
Нет Эвридики.

Имя мое — твоему
Отклик и отзвук.
Спи, я тебя обниму,
Холоден воздух.

Хищники в чащах лесов
Давятся стоном,
Отблески дальних костров
Пали на склоны.

Кости хрустят, добела
Выцвели звезды...
Смертный, бессмертьем тепла
Ты меня создал!

Ты ли не чудо, мой свет,
Спящий под боком,
В мире огромных планет,
В мире жестоком!

Быть в этом мире отцом,
Мужем, а вкратце —
Быть в этом мире творцом —
И не бояться!

Жертв, и убийц, и смертей
Вечная брашна...
Нет, мне не страшно, Орфей,
Нет, мне не страшно!

Пусть голосят и поют
Песни агоний,
В мире кромешном уют —
Пара ладоней.

Счастье — рожденных судьбой
Ведать веками
И просыпаться с тобой
Под облаками.

Я облако вижу, застывшее где-то
В зените, что брызнуло влагой по листьям...
И тенью одета, и светом одета
Ты шла моим лугом, ты шла моей жизнью.

Я вижу под ветром летящие прядки
Сияющей сетью — на лоб, на глаза...
О воздуха струи! Ты вся в беспорядке,
И ноги босые омыла роса.

Закрученный локон ударил о локон,
Задел колокольчик спешащий подол,
Тебя каждый куст, не сдержавшись, под локоть
Подхватывал, трогал, и гладил, и вел.

Вполголоса пел я, вполнеба я жил,
Полчашки, не полную чашу держал я,
До, после полуночи в ночь не сложил,
И тут ты пришла — и земля стала шаром!

И мне оставалось ей крикнуть: лети,
Качай в колыбели под полной луною
Прошедшую в травах цветных полпути,
Что канула в травы ночные со мною.

Тогда закипала ночная роса
У хищников черных в глазах раскаленных,
И я им шепнул: «Убирайтесь в леса!» —
И только шаги зашуршали по склонам!

И с этого часа я проклял копье,
И стрелы, и камни, покрытые кровью, —
Во имя рожденных, во имя твое,
Во имя всего, что дается любовью.

Мне падал в ладони нелепый птенец,
Касался виска он крылом, улетая,
И я обручен был одним из колец
Волос твоих теплых, моя золотая...

Полна до краев была чаша сия!
Единый глоток — мне, а времени — реки...
Шагнула ты в ночь, Эвридика моя,
А я, полумертвый, прикрыл тебе веки.

Как было не рваться мне в царство смертей!
Я жизнь свою звал, я кричал ей: «Воскресни!»
Я выпил всю горечь в час смерти твоей,
И мне оставались лишь светлые песни.

Ты с каждою песней вставала к плечу,
Я вел тебя в жизнь из подземного зала,
Почувствую: ты! Задохнусь, замолчу, —
И песня кончалась, и ты исчезала!..

И песни начала ты снова ждала,
И прядь золотая под солнцем струилась,
Ты рядом молчала, дышала, была,
И только что плотью ты не становилась!

А мир бушевал, Эвридика моя,
Охваченный пением пчел по бутонам,
Летали стрекозы, вползала змея
И пальцы сплетали живые со стоном.

И что было гибелью? Гибель нести!
Рвать мясо когтями в пещерах и в храмах.
А жизни — сквозными цветами цвести
Сквозь слезы, сквозь корни, сквозь почву! Упрямо!

Меня еще, милая, будут казнить
За песни, что смерть обесславить посмели,
И крови протянется красная нить
Сквозь нежные, те, сквозь твои асфодели...

На землю и в воду паду, за предел,
Тобой перейденный, шагну без возврата.
И на полдороге признаюсь, что пел
Лишь светлое лето, в котором была ты.

До Евы, до! Со мной ты не был грешен,
Твое ребро осталось при тебе.
Мы шли в траву под мокрый стук орешин,
И лист брусники высох на губе.

До Евы — я! Для золотой иконы
Ее кудрей крутые парики.
Я над тобой, насмешливым и сонным,
Сдувала темный локон со щеки.

До Евы! Вспомни — я входила в воду
Мальчишкой смуглым — брат или сестра?
И я была, и дьявол был не лодырь,
Но яблоки мы отрясли с утра.

Мы ели их, огрызки плыли скоро,
Ты посадил кузнечика в ладонь,
И он звенел, и звери влезли в норы.
Не двое было нас — один огонь!

И вот тогда, испуганный, без гнева,
Бог прибежал, примяв в лесу хвою,
Испепелил меня и создал Еву —
Смиренницу и спутницу твою.

И памяти лишил тебя — чтоб дале
Вписать в свою историю для всех:
— Вы, согрешив, народы нарожали.
...До Евы — я! После меня был — грех.

Мне были сны — и, кажется, такие:
Босые ноги ночью у костра...
Мне больно бок — замерз ли у реки я?
Откуда ты? И кто ты мне — сестра?