Анатолий (Джордж) Гуницкий - Осторожно! Играет «Аквариум»!

В первый раз Джордж слушал, как Боб поет со сцены, еще во времена бесхитростного обучения в школе номер 429. «Аквариум» тогда еще и не начинался.

Боб осваивал акустическую гитару и однажды выступил в школе, но не с Джорджем, который так и не научился играть на гитаре более двух с половиной аккордов, а с одноклассником Сережей Ионовым, который потом, в так называемые зрелые годы, стал фотографом. Акустический дуэт Боба и Сергея назывался «Капитаны», прозвучала по-юношески романтическая песня с в меру бессмысленными словами «Ведь это мы – капитаны». Но и никто из них – ни Ионов, ни Боб – капитанами так и не стали. Не стал капитаном и Джордж.

На Острове запросто можно было ходить без одежды. Особенно в будние дни. Если в выходные кто-то (в основном, бодрые пары) перебирался через тощие веточки реки Сестры, обнимающие Остров, а иногда даже и с палаткой, чтобы предаться в субботу и в воскресенье несуетному пьянству и тихому уикендному сексу, то в будни там почти никого не было видно. Уникальная ничейная земля – песок, пляж, залив, сосны, – и никого вокруг, кроме случайных странников или любителей по-быстрому потрахаться, вроде тех немцев, благодаря которым Джордж и открыл Остров.

В самом деле в будние дни там никого не было!

А ведь Курорт и Сестрорецк находились совсем рядом – в пятнадцати, в двадцати пяти, в тридцати восьми минутах неспешной – вялой – флегматичной – бесстержневой – бесцельной и неторопливой ходьбы.

В 239-й физико-математической Боб вроде бы тоже сделал какие-то перемещения в сторону практического рок-н-ролла. Но Джордж никогда в этой школе не был и даже до сих пор толком не знает, где она находится. Потому как никогда не почитал он математику. Зато чуть позже в сфере джорджевско-бобовских контактеров появился Олег Сегал, он имел некоторое косвенное отношение к гребенщиковскому музицированию тех давних лет и был приятелем одного из тех, с кем Боб играл в школе. Потом Джордж нередко встречал Сегала в СТД, тот подвизался на ниве мелкого театрального менеджмента и работал с маленькой актерской труппой, а потом Джордж уже не видел Сегала и понятия теперь не имеет, где он находится и чем занимается. Скорее всего, он уехал. Куда-то. Многие так поступали, да и теперь продолжают поступать. С главного холма Острова открывался роскошный вид на Финский залив. Находясь там, наверху, Джордж ощущал себя абсолютно естественной частью этого пейзажа. Все становилось реальным. Но тем, кто никогда не был на Острове, Джордж никогда и не пытался ничего рассказать. Это было бы бессмысленно. Это было бы бесполезно.

Много лет спустя он вновь оказался на Острове. Да, Остров был там же, где и прежде, только находиться в спокойном состоянии можно было только на узкой прибрежной полосе, а на самом Острове густо и кучно громоздились друг на друга корпуса пансионатов, санаториев, домов отдыха, турбаз и прочих оздоровительных заведений. Для Джорджа это оказалось унылым зрелищем. Никакого главного холма уже не было и в помине. От Прошлого ничего не осталось.

Однажды в 1997-м Джордж и Боб заговорили про времена Острова, и Боб сказал: «Остров в то время принадлежал другой Вселенной. Я помню, как мы переходили речку, становились на колени и землю целовали в качестве обряда допущения на Остров. Что было глубоко религиозно правильно. Поэтому Остров у меня остался в памяти как неприкосновенная земля, явно принадлежащая отчасти другому измерению…»

– Речку и сейчас можно перейти, – заметил Джордж, – но уже…

«Уже в ту землю не попадешь», – сказал Боб.

Заниматься в литературном кружке под предводительством Аси Львовны было необычайно, фантастически здорово. «Да, это было круто, очень круто, – вспоминает Джордж, – и пусть тогда мы еще слова-то такого – круто! – не знали, но да и что же из того? Все равно это было бесконечно здорово. Самим господом посланная Ася Львовна Майзель читала нам рассказы Платонова, о котором большая часть добропорядочных российских обывателей в те времена вообще ничего не слышала, рассказывала о литературе и о настоящих писателях, и еще мы сочиняли стихи – иногда дома, а иногда прямо во время занятий. Нам всем уже в те годы была задана планка необычайной высоты!»

Джордж терпеть не может, когда его называют – величают – объявляют одним из отцов-основателей «Аквариума». Отец-основатель! Идиотская, клиническая, патологическая, биохимическая, коллоидная, химико-фармацевтическая какая-то формулировка!

Любопытно, а бывают ли такие отцы, которые не основатели?

Или такие основатели, которые не отцы?

Джордж никогда никому не говорил, что название «Аквариум» придумал он. Ну или почти никому. Он не любил про это говорить. Зачем? Для чего? Глупо было бы даже кичиться этим.

Во-первых, это было бы актом величайшего понта, а Джордж понты никогда не любил. И теперь не жалует.

Ну а во‑вторых, а также в‑третьих, в‑десятых и в‑пятых, и в‑пятнадцатых – об этом все равно все знали. Не все? Ну да, конечно, но ведь всегда, во все времена и во всем есть те, которые «не все», но ориентироваться на них – брать в расчет – иметь в виду – учитывать их – и координироваться с ними – было бы явлением неправильным, неверным, неосторожным и непредусмотрительным. Суперабсурдным. Квазинелепым.

Да, придумал. Но на самом-то деле ничего он (Джордж) и не придумывал, а просто-напросто посмотрел вовремя в окно.

А вот если бы он тогда не посмотрел в окно?

Или если бы он (Джордж), посмотрев бы тогда в окно, увидел бы что-то другое?

Мог ли он (Джордж) увидеть что-то другое?

Мог ли он увидеть что-нибудь не то?

Мог, тысячекратно мог! И даже увидел!

Но что же еще другое увидел он (Джордж) тогда, когда посмотрел в окно?

Многое, очень и очень многое.

Дома, людей, машины, велосипеды, собак и прочие традиционные, скучноватые, неизбежные детали стандартного и привычного горпейзажа.

Вообще-то было лето. Июль. А в июле очень много всего можно увидеть в окно, если вовремя и в правильном направлении посмотреть.

Похоже – видимо – скорее всего – наверняка – безусловно, Джордж вовремя и в правильном направлении посмотрел в окно. Ведь ежели бы тогда он не взглянул в окошко автобуса номер 31, то очень, очень многое в мировых процессах могло бы развиваться в другом направлении или даже под иным углом. Это в самом деле так.

Не было бы, например…

Нет, нет, вовсе не мания водит в данный момент рукой автора данных строк.

Ведь сам Джордж говорил ему (пусть и с элементами некоего предположения) о том, что дело тут даже и не в «Аквариуме», который в тот момент, когда Джордж посмотрел в окно автобуса номер 31, еще и не начинался. По понятным, пожалуй, причинам. А в пересечении потоков и направлений, в слиянии неслияемого, в продвижении к невидимому, в сражении с непобедимым, в дыхании Дхармы, в золотых рассветах Бауэра, в дуэли старых голландских парикмахеров, в горле розовой сойки, в кофейном голосе игуаны и в полете над рекой без берегов.