Владимир Гальской - Путь усталости

В этих улицах, сожженных жаждой чуда,
Редки люди и автомобили:
Над собором королевской Буды
Тишина и слава опочили.

Голубая патина столетий
Заползла в излучины фасадов,
Пудрою морщин покрывши сети
На лице блистательных Арпадов.

И уйдя в души своей глубины,
Одряхлевшие дворцы магнатов
Жадно дышат запахом равнины,
Конским потом и прохладой мяты.

На горе, над временным и тленным,
Тщетно ожидая вышней кары,
Крепости израненные стены
Стерегут далекие пожары.

А внизу на влажном дне долины,
Безучастный к созерцанью неба,
Новый город, в алчности звериной,
Жаждет золота и просит хлеба.

Снисходя к простым житейским мукам,
Отразившись в олове Дуная,
Сант-Штиван простер над Пештой руку,
Проклиная и благословляя.

Безобразной, измятой гирляндой
В небе виснет чугунный балкон,
Нежно пахнет старинной лавандой
Под ногами разбитый флакон.
Символ в нем и нелепая шутка, —
Сердце Вены в осколках лежит.
Ветер в пляске стремительно жуткой
Снег стеклянный метет и кружит,
Смертным воплем завыла сирена
Над собраньем амуров и нимф,
И беспомощно-пышная Вена
Превращается в призрачный миф.
Мишура с древних стен облетела,
Старомодный, тяжелый наряд.
Кирпичи, как немытое тело,
Из лохмотьев фасадов глядят.
Запыленный орел Арсенала
Всхолил перья израненных крыл,
В грозных клювах шевелятся жала,
В горле клекот предсмертный застыл.
Элегантность поправшие Вены,
Заменившие ситцем атлас,
Из разбитых витрин манекены
Ширят дыры невидящих глаз.
Все непрочно здесь. Хрупко и бренно,
Декорация, карточный дом.

Все упростить, опошлить, прикрепить
К какой-нибудь затасканной доктрине,
Чтобы ленивой мыслью опочить
На взбитой сотню лет назад перине.

Мы дьяволу приделали рога,
Мы Саваофа облачили в ризы,
Чтоб легче было нам и проще лгать,
Назвавши истиной свои капризы.

Веками с Богом мы войну ведем,
Ослеплены своим убогим знаньем,
Но только рушим и воссоздаем
Все то же неоконченное зданье.

Пусть в небо поднялись крылатые быки,
Пускай Троянский конь заменен танком,
Пускай менялы с Форума лотки
Давно укрыли за фасадом банка.

Извечно непокорные Творцу,
Мы заняты постройкой новых башен,
И, золотому кланяясь тельцу,
Уходим от полей, домов и пашен.

Не видим мы смешение языков,
Не слушаем, что говорят руины,
Не чувствуем невидимых оков,
Упорно над работой горбя спины.

Но если вдруг очнуться и взглянуть
На мир простым и ласковым вниманьем,
То каждого из нас охватит жуть
Пред тайной нерешенной мирозданья.

I

Мне припомнилась Библии старая, старая притча
Про тебя, первозданный и вечно счастливый Адам,
Совершенный в своем первобытном величьи,
Про которое в детстве священник рассказывал нам.
Он хотел нас уверить, что рай был прекрасен и светел,
Что счастливый Адам никогда ничего не желал.
Неужели же я в эти давние дни не заметил,
Что законоучитель в своем простодушьи солгал?
О скажи мне, какой ты любил свою спутницу Еву, —
Безмятежно небесной иль трепетно ждущей, земной,
Для отрады твоей из ребра сотворенною девой,
Иль уже искушенной, желанной и грешной женой?

II

Рай был слишком спокоен, торжествен и пышен без меры
Величавые львы не имели свирепых клыков,
Были кротче ягнят и покорнее ланей пантеры,
И небесная высь не видала еще облаков.
Ты скучал первобытно, тяжелою скукой,
В беспредельной тиши бесконечно зеленых садов,
И постиг тогда Бог твою первую смертную муку
И мятежную сущность тобой не осознанных снов.
На творение рук Своих глядя с усталой улыбкой,
Понял Он, что скучна бесконечная жизни весна,
Что, жалея тебя, Он печальную сделал ошибку,
И что мужу земному земная подруга нужна.
Пусть прекрасна была из ребра сотворенная дева,
Нареченная Богом твоею законной женой,
Но вы оба не знали ни боли, ни страсти, ни гнева,
И любовь ее ты не купил безрассудства ценой.

III

Над простором садов возвышалося древо по знанья,
Опустив свои ветви под тяжестью зрелых плодов,
У корней запрещенного древа царило молчанье,
И не видел никто здесь веселых звериных следов.
Как-то в полдень к нему подошла и задумалась Ева,
Созерцая румяную прелесть запретных плодов.
И услышала вдруг из змеиного мудрого зева
Небывалую музыку грешных и трепетных слов.
Разрывая всю тонкую, хитрую сеть мирозданья,
Нарушая первичный, жестокий и умный запрет,
Сорвала она плод запрещенного древа познанья
И, вкусив от него, увидала невиданный свет;
И тогда в новой радости пьяной, блаженной и грубой
Побежала туда, где, скучая, Адам отдыхал,
Чтобы он, этот муж, этот отрок безлюбый,
Его странную прелесть и горечь познал.
Не кляни же, Адам, свою мудрую спутницу Еву,
О потерянном рае и счастье своем не скорби,
Но земную хвалу вознеси запрещенному древу,
Открывавшему тайную муку и радость любви.

I
Вы счастливы. Вам есть о чём жалеть,
Вам есть кому и за кого молиться,
Вам мёртвые живые кажут лица,
И в старческих сердцах клокочет месть.
Вам в пораженье не забыть побед,
Их не сумеют вытравить обиды,
Для вас паденье новой Атлантиды —
Сионских мудрецов зловещий бред.
Но горе нам, не знающим услад
Былых побед и славы опьяненья,
Нас медленно уничтожает яд
Бессмысленного пораженья.
И ненависть глухую затая,
Мы тщетно ищем воздуха и шири,
Мы задыхаемся в огромном тесном мире,
Бездомные России сыновья.