Елена Заславская - Инстинкт свободы

Данное предисловие не претендует ни на исчерпывающее толкование стихов, которые собраны в этой книге, ни на анализ творческого пути известной русской поэтессы, однако, будучи знакомым с творчеством Елены не первый год (да и с самой Е. З.), все же позволю поделиться с читателями некоторым ключами к оному. Остальные пусть разыщут сами. Такой вот «Форт Буаяр».

Поэзия Елены Заславской традиционалистична в самом лучшем смысле этого слова, даже когда она пишет на самые современные и злободневные темы, бойкости пера ей достигнуть не удается. И слава Богу...Весь тот калейдоскоп образов, который проносится в ее строчках — Колумб, маркиза Помпадур, Бен Ладен, Юлия Тимошенко и прочая — это не элементы постмодернистского коллажа, как можно подумать (вот уж какое направление современной словесности ей недоступно, так это постмодернистские штучки), все эти мужи и дамы призваны в стихи Заславской только с одной целью — показать, что «ничего не меняется», базовые человеческие ценности вечны и все повторится...

Поэзия Елены Заславской современна в лучшем смысле этого слова. «Продвинутость» — чужда ей.

Заславская, будучи поэтессой, тесно связанной с классической традицией русской литературы — свято следует завету господина Некрасова (я о гражданственности, а не остановке парнокопытных на скаку, конечно) — хотя кому-то ее стихи порой могут показаться слишком публицистичными, но что делать, современность сама вторгается в стихи без спроса. Что до «вечных проблем», которыми любят мозолить уши наставники молодых стихотворцев, то вне их контекста творчество Елены Заславской я и представить не могу.

Поэзия Елены Заславской — это женская поэзия не в приторно-клиторальном смысле, который придают ему некоторые поэтессы и их «ценители»-мужчины, это полноценные стихи, написанные настоящей женщиной, которой интересны мир, секс, политика, современное искусство, и которой все это не мешает оставаться просто женщиной — не мужеподобной феминисткой и не «синим чулком». Женщиной, которая наслаждается жизнью. Да, Заславская — гедонистка, любительница вееров, мартини и флирта. Читая стихи Заславской, никогда не подумаешь, что под этим псевдонимом скрывается бородатый мужик.

Недостатки поэзии Заславской проистекают из того, что она не вполне владеет первыми тремя ключами и не всегда доверяет своему сердцу. То ей кажется, что у нее слишком много «про это», и она срочно ваяет «на злобу дня», то вдруг покажется ей, что «на злобу дня» — это плохо, и надо углубиться в трансцендентное. Но, кто знает, если бы Заславская окончательно разобралась в творчестве и в себе — не перестала ли она быть той Леной, которую я знаю, и стихи которой люблю.

Я указал ключи, а отмычки пусть ищут филологи. И донжуаны-неудачники

Ж изнь вмещается в строчку стиха,

И это больше чем дар...

Небо прозрачное, как уха,

Хоть ложкой хлебай,

И в хрониках времени нет перемен,

А может, и хроник нет,

Гениальный какой-то поэт

Воспел какую-то Анну Керн,

В веке, кажется, XIX ,

Да и сейчас, если постараться,

Можно воспеть, например,

Анну Курникову

Или просто дуру какую-нибудь.

Впрочем, все они только клоны,

Той первой...

Ты помнишь рай?

Ты однажды проснулся и понял —

Не хватает ребра,

И взглянул в глаза мои карие,

И потом мы нарушили правила,

И продолжили цепь ДНК...

Так и появились книги.

Первые листы их

Были листами фиги

У нас на местах срамных.

Из своих недр

всю мощь и ярость

в меня изверг,

мне показалось:

Ты — Изверг,

Изувер, измучил,

измял, измызгал, истерзал,

из всех изгибов и излучин,

из самых изболевших ран,

изъял мечту об избавленьи,

и наизнанку, на износ,

всю излюбил в изнеможеньи

и изваял из света звезд,

из слов, из нот, из красок нежных,

Ты — Извращенец и Изгой,

и Я — из самых сумасшедших,

из бешеных, Я — твой излом!

Всю изломал, всю испохабил,

и избивал, и изменял,

но кто Ты без меня, без Бабы!

Последней сукой называл,

богиней, музой, курвой, стервой...

Ты — мой Палач и мой Творец!

В историю горячей спермой

Вписал мой образ твой конец.

Как истинная жительница Лесбоса

Не отличает фаллоса от пениса,

Так я, когда наедине с тобой,

Не в силах отличить земли от неба,

Тебя цепляю нижнею губой

С такой же страстью, как стихи Рембо

Слетали с губ влюбленного Верлена,

И я готова преклонить колена

И целовать кроссовки adidas ,

Твои кроссовки, пыльные от бега...

И застонал пружинами матрас,

И мы сложились, как игрушка Lego ,

И в этот миг никто не разберет, —

Кто правит миром, эрос, ли танатос,

Недель так через 40, словно парус,

Надуется мой кругленький живот —

В нем оживет оброненное семя. —

Наш общий плод.

Богема, бля, богема! —

Мне скажешь ты. Потом добавишь веско:

— Что может быть приятнее процесса,

Неужто результат?

И я пишу тебе стихотворенье.

Венец творенья завершает акт.

1

Жизнь бесценна.

Ты глядишь сквозь прицел,

взгляд светел

и цепок.

Ты выбираешь цель.

Ты — эпицентр

Смерти.

2

Если бы я была камикадзе,

маленькой летчицей,

желтой и узкоглазой,

на крыльях своих одиночеств

мы бы столкнулись,

и нам показалось:

мы снимся

друг другу

и ныне и присно.

3

Губы

твои бешеные

и грубые,

(не стерпеть),

порою нежные

и чуткие,

но всегда неизбежные,

как Смерть!

4

Ты думал, меня нет,

бродил по улицам,

переходил дорогу на красный свет,

смотрел, как целуются,

был спокоен

и равнодушен,

но на подушке

волос моих прядь,

словно в ракушечнике

отпечаток ракушки,

жившей миллион лет

назад.

5

Цвели абрикосы,

солнце

падало на песок,

осы,

облаком жаркоголосым,

атаковали цветок.

Тело мое соты.

Тело мое мед.

Тело мое соткано

из тех, кто был в нем!

6

Он выбирает цель,

Маленький, цепкий.

Ныне и присно —

Моя яйцеклетка

эпицентр

Жизни!

Ласкало солнце золотой Олимп,

И так же будет освещать Голгофу...

Я — мудрая, я — древняя Европа,

Возьми в ладони горсть моей земли,

А в легкие возьми немного неба.

Стареет мир, летит за веком век,

И тридцать сребренников превратились в чек,