Октавиан Август - Поздняя латинская поэзия

Довольно богу молено, —
Хоть мы и знаем, грешные,
Сколь слабы все моления.
Дай, мальчик, платье к выходу:
5 Я обойду друзей своих
С приветом и прощанием.
Четвертый час [37] Ст. 7. Четвертый час — счет часов начинался с рассвета, так что четвертый час приходился за два часа до полдня. уж на небе,
И к полдню время клонится:
Пора заняться с Сосием. [38] Ст. 9. Сосий — имя раба (из комедий Плавта), здесь — повара.

Да, время звать друзей на угощение,
Чтобы они не опоздали к полднику.
Ты, мальчик, обеги дома их ближние
(Какие — знаешь сам) и тотчас будь назад:
5 Я пятерых приветил приглашеньями,
Да сам шестой, а больше и не надобно:
Чрезмерная застолица расколется.
Ушел? Ну, что ж, теперь займемся Сосием.

Сосий! скоро за стол. На гребне четвертого часа
Солнце горит; на часах к пятому тянется тень.
Как? хорошо ль подошла, по вкусу ль приправилась пища?
Здесь ошибиться легко: все хорошенько проверь.
5 Сам покрути и встряхни в ладонях горшок раскаленный,
Сам в горячую глубь пальцем проворным залезь
И оближи потом языком своим гибким и влажным…
………………………………
………………………………

Эй, мальчик, поспеши сюда,
Искусный в быстрых записях,
Раскрой дощечки парные,
Где речи изобильные,
5 В немногих знаках стиснуты,
Единым словом выглядят.
Возьму я свитки толстые,
И, словно град над нивою,
Слова мои посыплются.
10 Твой слух надежен опытный,
Твои страницы сглажены,
Рука скупа в движениях
По восковой поверхности.
Вот речь моя сплетается
15 В пространные периоды,
А ты, лишь слово вымолвлю,
Тотчас его на воск берешь.
О, если б мог я мыслями
Настолько быть проворнее,
20 Насколько бег руки твоей
Мою опережает речь!
Кто выдал тайну помысла?
Раскрыл тебе заранее,
О чем хотел поведать я?
25 Что выкрала из недр души
Твоя рука летучая?
И как до слуха умного
Дошли слова, которых мой
Язык еще не высказал?
30 Наука здесь беспомощна,
И до сих пор ничья рука
Так не была стремительна:
От бога и природы в дар
Ты получил умение
35 Моими мыслить мыслями,
Моею волить волею.

[В наши спокойные сны врываются страшные чуда,
Коим дивимся мы так, как если в высоком эфире
Тучи, встречаясь в пути, сочетаются в разные виды] [39] Начальные стихи, заключенные в скобки, не сохранились и переведены по условному восполнению Эвелин-Уайта.
Четвероногих и птиц и сливают в едином обличье
Чудищ земных и морских, пока очищающий ветер
Не разметет облака, растворив их в прозрачных просторах.
То мне тяжбы и суд, то зрелища в полном театре
5 Видятся; с конным полком крошу я разбойничью шайку;
Или когтями лицо терзают мне дикие звери;
Иль под мечом гладиатора бьюсь я в крови на арене;
Шествую пеший по бурным морям; миную проливы,
Прыгнув; и по небу мчат меня обретенные крылья.
10 Больше того: несказанных утех нечистую сладость
Ночью мы познаем, о трагических грезя соитьях. [40] Ст. 11. … о трагических грезя соитьях — т. е. о кровосмесительных, как в мифах об Эдипе и т. п.
Нет избавленья от них, пока череду сновидений
Стыд не рассеет, прорвав забытье, и от мороков мерзких
Вновь очнется душа; опомнившись, шарят по ложу
15 Руки, чуждаясь греха; отступает позорная скверна
От изголовья, и сон летит, унося преступленья.
Вот я плещу в триумфальной толпе; а вот, безоружный,
За колесницей влачусь в цепях меж пленных аланов;
Храмы богов, святые врата, золотые чертоги
20 Передо мною встают; возлегаю на пурпур тирийский
И через миг клонюсь на скамью в закопченной харчевне.
Ведомо нам: небесный певец [41] Ст. 22–24. Небесный певец — имеется в виду Вергилий, «Энеида», VI, 283–284 (о вязе, под листвой которого гнездятся сны) и 893–896 (о двух воротах, через которые они вылетают из Аида). назначил обитель
Праздным призракам тщетных снов под зеленью вяза,
Двое определив им ворот: из-под кости слоновой
25 Вечно в ветер, клубясь, летят обманные лики,
А из других, роговых, исходят видения правды.
Если бы нам выбирать во сне между ложью и ложью,
Верно уж, мнимая радость милей, чем мнимые страхи.
Тут и обман не в обман: пусть даже развеется грозный
30 Призрак, все-таки нам и напрасный томителен трепет.
Я откажусь от утех, а меня пусть не тронут испуги!
Впрочем, иные и в горестных снах читают отраду,
А в утешительных — горе, толкуя судьбу наизнанку.
Прочь, неспокойные сны! Улетайте к покатостям неба,
35 Где грозовые ветра разгоняют бродячие тучи,
Вейтесь на лунной оси! Зачем вы крадетесь к порогу
Тесной спальни моей, под полог скромного ложа?
Прочь! оставьте меня проводить бестревожные ночи
Вплоть до звезды, что в рассветных лучах возвращается к людям.
40 Если за то не смутят никакие меня привиденья
И безмятежный сон обоймет меня мягким дыханьем, —
Эту зеленую рощу, мое осенившую поле,
Вам я готов посвятить для ваших полуночных бдений.

Милых моих имена, погребенных по должному чину,
Я уж оплакал в слезах — ныне оплачу в стихах.
Словно нагие они, пока не украшены словом,
А погребальная речь — лишь погребению честь.
5 Нения! [43] Нения — как собственное имя — богиня погребения, как нарицательное — похоронная песня. в день похорон ты берешь на себя все заботы,
Не позабудь же теперь долг перед теми, кто мертв,
Долг ежегодный, теням воздаваемый волею Нумы —
Тем, кто по крови родной, тем, кто недавно почил,
Все, что лежат под землей, и все, что землей не укрыты,
10 Рады, когда над землей их прозвучат имена:
Рад погребенный, когда его душу окликнут над прахом, —
В этом порукою нам буквы могильных камней;
А обездоленный, тот, чей прах не покоится в урне,
Трижды тебя услыхав, сможет спокойно уснуть.
15 Добрый читатель, со мною моих поминающий ближних,
Эти читая стихи, — пусть тебе боги пошлют
Ненарушимо пройти до конца весь путь твоей жизни
И ни над кем не рыдать раньше урочной поры.