Октавиан Август - Поздняя латинская поэзия

Памятный мне Эксуперий, ты красноречив без искусства,
Поступью важной и громкою речью, лица красотою
Ты выделялся и был безупречен в одежде и жестах:
Речи обилье твоей восхитительно было, и слуху
5 Воспринимать ее ток доставляло поистине радость,
Но умолкала, — и ясно: в ней чувства совсем не бывало.
Тога Паллады в Толозе тебя почтила впервые,
Столь же легко и изгнала. А после Нарбон тебя принял.
Чад Далмация [86] Чада Далмация (см. выше). — Далмаций Младший и Аннабалиан были в 335 г. объявлены цезарями, т. е. включены в число наследников Константина, но погибли в 338 г. в смутах после его смерти. там, — о царей имена роковые, —
10 Что еще были детьми, обучая за плату большую,
Образовал ты, как ритор, их отрочий возраст венчая.
Цезарей титул затем получивши, они оказали
Честь и тебе, даровав над судом испанским начало.
И, умирая богатым, спокойные дни своей жизни,
15 Кроткие нравы свои ты скончал в жилище Кадуркском. [87] Жилище Кадуркское — ныне Кагор.
Право отчизны, однако, и предки тебя призывают,
Чтобы хоть ритора званье ты вновь возвратил Бурдигале.

Не умолчу о тебе я, Марцелл, порожденный Марцеллом;
Город оставил и дом ты из-за матери злой:
Рок же всесильный все скоро вернул, и еще приумножил.
Отчий утраченный край дал тебе первым Нарбон.
5 Здесь благородный Кларенций, твоим дарованием тронут,
Отдал в жены тебе дочь, что блистала красой.
Школа затем и обилье внимавшей тебе молодежи,
Званье грамматика дав, дали и средства тебе.
Но судьба никогда не дарует надежного счастья,
10 И уж всегда, коль дурной встретился ей человек.
Мне ли судьбу отягчать: мне о ней лишь надо напомнить,
Надо лишь только сказать: разом обрушилось все;
Впрочем, однако, не имя, — его я тебя не лишаю;
Среди грамматиков всех было достойным оно.

Стыдно, Седат, если б я умолчал о тебе совершенно,
Хоть и вне города ты нашего преподавал.
Родина наша — одна, но по воле могучего рока
Место в Толозе нашел преподавателя ты.
Там же — супругу себе, и детей, и богатую старость,
Славу, которую мог ритор великий иметь.
Но, хоть из дальних краев, тебя родина требует ныне,
Взятого смертью, назад как гражданина к себе,
Хоть ты и мог бы свой труд разделить меж двумя городами,
10 Родина вправе твоя распоряжаться тобой.
Ныне же дети твои, подражая родителя нраву,
Славят в занятьях своих равно и Рим, и Нарбон;
Что же мы сетуем здесь? После долгого времени слава,
Хочет иль нет, — но тебя вновь Бурдигале вернет.

Упомянул до сих пор я о гражданах только, какие
Либо учили у нас, либо вне стен городских.
К гражданам нашим теперь одного чужестранца прибавить
Надо, Стафилий, тебя, сына племен девяти.
5 Дядею мне и отцом ты один был, обоими сразу,
Был, как Авсоний, — одним, и, как, Арборий, — другим.
Ритор прекрасный, грамматик, ты стоил и Скавра, и Проба,
Ливия был ты знаток и Геродота трудов.
Суть той науки постиг, которая прежде Варроном [89] Варрон (I в. до н. э.) — римский писатель-энциклопедист, чьи сочинения по истории культуры (до нас не сохранившиеся) были главным пособием для грамматиков.
10 Создана и в шестистах помещена им томах.
Ум золотой, убежденья ты полн, но говор спокоен:
Не был медлительным ты и не спешил, говоря.
Старость прекрасна, изящен твой вид, гнев и злоба далеко;
Жизни спокойной под стать был твоей жизни конец.

Также в грядущий век перейдешь ты,
Крисп, упомянут данью печальной
Этого плача.
Кто еще малых и неумелых
5 В первых наставил самых началах
Азбуки новой?
Думали прежде, что вдохновлялся
Ты, как Вергилий или Гораций,
Вакха парами.
10 Знал ты латыни хуже начала,
В греческом славен, Урбик, и молвлю
Я: «Eleleisō». [90] Eleleisō (Элелейсо) — крик скорби у греческих трагиков.
Ты ведь привычен, с Криспом сдружившись,
Прозою молвить, как и стихами,
15 С равною силой.
И как когда-то древних героев,
Место нашедших в песнях Гомера,
Даришь ты словом:
И Плисфенида редкую сладость,
20 И Дулихийца речь, — словно хлопья
Падают снега.
И, медоносным нектаром полны,
Как прорицанья, речи владыки
Нестора слышны. [91] Красноречие Менелая ( Плисфенида , по имени деда), Одиссея ( Дулихийца , по острову близ Итаки) и Нестора упоминается у Авсония рядом и в прозаическом «Благодарении Грациану», 19.
25 Оба изящные в прозе и оба искусные в песнях,
В вымыслах мифов сильны, как и в истории всей.
Оба из рода свободных, но было бы славно, когда бы
Честь благородных отцов также стяжали они.

Ты, Викторий, проворным умом и памятью острой
В книгах, неведомых нам, тайн сокровенных искал.
Свитки, угодье червей, ты любил разворачивать больше,
Нежели дело свое делать, как должно тебе.
5 Все — договоры жрецов, родословья, какие до Нумы
Вел от древнейших веков первосвященник-сабин,
Все, что Кастор сказал о владыках загадочных, все, что,
Выбрав из мужниных книг, миру Родопа дала,
Древних уставы жрецов, приговоры старинных квиритов,
10 То, что решал сенат, то, что Дракон и Солон
Дали афинянам, то, что Залевк — италийским локрийцам, [92] Сабинами были предки легендарного царя-мудреца Нумы Помпилия; Дракон и Солон (VII–VI вв. до н. э.) — афинские законодатели, Залевк — законодатель локров в южной Италии. Кастор — малоизвестный историк эпохи эллинизма, о Родопе сведений не сохранилось.
То, что людям — Минос, то, что Фемида — богам, —
Все это лучше знакомо тебе, чем Вергилий и Туллий,
Лучше, чем то, что хранит Лаций в анналах своих.
15 Может быть, ты и до них дошел бы в своих разысканиях,
Если бы парка тебе не перерезала путь.
Мало почета тебе принесла нашей кафедры слава:
Только грамматики вкус ты ощутил на губах.
Большего ты не достиг, и в Кумах скончался далеких,
20 Путь совершивши туда из Сицилийской земли.
Но, упомянутый мною в ряду именитых и славных,
Радуйся, если мое слово дойдет до теней.

Не откажу и тебе я, Динамий, в стенанье печальном,
Был земляком мне, в суде ты же защитником был.
Ложно молва обозвав тебя прелюбодеем, изгнала,
В малой Илерде [93] Илерда — нын. Лерида к северу от Эбро. нашел все же пристанище ты.
5 Обогатила тебя там испанка-жена, кто скрывался,
Имя сменив, ведь и там все же был ритором ты.
Ритором был ты, таясь под Флавиния именем, чтобы
Там своего беглеца выдать вина не могла.
И хотя родине ты возвращен твоим поздним желаньем,
10 Вскоре назад возвратил дом твой илердский тебя.
И какова б ни была и бегства причина и толки, —
Старая дружба тебя соединяет со мной.
Это — мой долг, и коль тени способны чувствовать что-то,
Смертью, Динамий, объят, долг этот поздний прими.
15 Хоть и покоишься ты, погребенный в дальних пределах,
Ныне забота моя — помнить, скорбя, о тебе.