Адам Мицкевич - Стихотворения. Поэмы

Судья сложил очки, не говоря ни слова,
И, глядя на ксендза, все теребил их снова,
Вот наконец вздохнул и заморгал глазами,
К монаху бросился на шею со слезами.
«Мой Робак, — он сказал, — да неужели правда?
Мой Робак, — повторял, — да неужели правда?
Нам столько раз уже французов обещали:
«Наполеон идет!» Мы верили и ждали…
«Уже в Короне он, разбил пруссаков… ждите»,
Мы ждали, ну а он мир заключил в Тильзите!
Да правда ли, скажи, не обещай напрасно!»
«Все правда, как бог свят!» — ответил Робак страстно.
«Да будет на тебе небес благословенье! —
Тут руки ввысь воздел Соплица в умиленье. —
Нет, не раскаешься ты в миссии священной,
И не раскается твой монастырь смиренный!
Овец две сотни дам монастырю святому!
Приглядывался ты давно уже к гнедому
И чалого хвалил; бери обоих смело,
Ни в чем не откажу! Процесс иное дело…
Мириться не могу и за обиду эту
Я Графа привлеку немедленно к ответу!
Могу ли допустить…»
Монах пожал плечами
И глянул на Судью печальными очами:
«Когда весь мир дрожит, тебя процесс тревожит,
От мелких дрязг тебя отвлечь ничто не может?
Я передал тебе великое известье,
А ты по-прежнему все топчешься на месте?
А как ты нужен нам…» — «Зачем?» — спросил Соплица.
«Не понял ты еще, что на сердце таится?
Не прочитал в глазах? Я широко раскрыл их!
И если кровь Соплиц в твоих струится жилах,
То ты поймешь меня. Пора нам сбросить узы,
Мы с тыла нападем, а спереди — французы!
Погоня {296} лишь заржет, взревет Медведь {297} на Жмуди,
На зов подымутся повсюду наши люди!
Под дружным натиском не устоять солдатам,
Восстанье все сметет своим огнем крылатым!
Захватим у царя и пушки и знамена,
С победою пойдем встречать Наполеона.
Он спросит нас: «Кто вы?» — завидя наши пики.
«Повстанцы! — загремят победно наши клики. —
Мы с вашей армией пришли соединиться».
«А кто командует?» — «Командует Соплица!»
Забудется тогда лихая Тарговица.
Пока течь Неману, пока стоять Понарам,
Твой подвиг будут чтить, ты проживешь недаром!
На правнуков твоих с почтением укажут:
«Соплица! Он из тех Соплиц великих, скажут,
Которым удалось в Литве поднять восстанье!»

Соплица отвечал: «Я не ищу вниманья
И славы не ищу, но поклянусь я свято,
Хоть не причастен я к грехам родного брата,
Хотя я отроду с политикой не знался,
Хозяйству предан был, судейством занимался,
Но шляхтич я — пятно на чести мне обидно,
Поляк я, мне и смерть за родину завидна!
Бретером не был я, а все-таки не скрою,
Что приходилось мне и фехтовать порою.
В последний сеймик я двух братьев на дуэли
Изрядно потрепал, едва лишь уцелели!
Но дело прошлое… Промолви только слово,
Отправимся тотчас, оружие готово!
Стрелков набрать легко из каждой деревушки,
У настоятеля и порох есть и пушки,
Есть острия для пик у Янкеля в подполье,
Они сгодятся нам, когда мы выйдем в поле, —
Он из Крулевца их доставил под секретом, —
Мы древки смастерим, толк понимаем в этом!
Ударим конницей, поставим все на карту,
Тадеуш, рядом я — навстречу Бонапарту».

«О, сердце польское! — Монах раскрыл объятья,
И обнялись они. — Тебя могу назвать я Соплицей истинным!
Ты послан в утешенье Скитальцу Яцеку.
Ты вымолишь прощенье,
Искупишь грех его, содеянный когда-то…
Ты мне как брат теперь, а это имя свято…
Но мы должны спешить! Поговори со всеми,
Я место укажу и сам назначу время:
О мире царь послал просить Наполеона,
Еще не подняты победные знамена,
Но Юзеф наш слыхал от самого Биньона {298} ,
Что кесарь отвечал решительным отказом
И наступление войска откроют разом,
А я приехал к вам из штаба войск с приказом —
Напомнить должен вам, чтоб вы готовы были
На деле доказать, что Польши не забыли,
Что вправду жаждете слияния с Короной —
С единокровною сестрой своей исконной.
А с Графом должен ты покончить мировою,
Могла бы ссора стать ошибкой роковою,
Он истинный поляк, хоть и чудак, без спора,
Но в революции нельзя без фантазера!
Годится и дурак, давно известно это,
Лишь только б слушался разумного совета.
Граф рода знатного, имеет он влиянье,
Народ пойдет за ним, когда начнем восстанье,
Все скажут, что магнат не станет зря сражаться,
Знать, дело верное! Чего же нам бояться?
Я поспешу к нему!» — «Спеши, — сказал Соплица, —
Пускай же предо мной он первый извинится,
Ведь я старик уже, в обиде он не будет,
Ну а процесс пускай третейский суд рассудит».
Ксендз двери закрывал. Судья промолвил:
«С богом! Счастливого пути!»
Монах был за порогом, —
В повозку он вскочил, и понеслась кобыла,
Пыль поднялась столбом, из глаз повозку скрыла.
Хоть не видна была уже во мгле сутана,
Как ястреб, капюшон взносился из тумана.

Протазий графский дом заметил из долины,
Побрел к нему, как лис на запах солонины.
Идет, хоть ведомы охотничьи повадки:
Присядет, поглядит, как, все ли здесь в порядке?
Принюхается вновь и спросит у дубравы,
У ветра свежего, уж нет ли тут отравы?
Протазий, избежать желая перепалки,
У дома покружил, не выпуская палки,
Как будто увидал скотину где не надо,
И, так лавируя, он выбрался из сада.
Потом изобразил охотничью ищейку
И в коноплю юркнул, найдя в плетне лазейку.

В цветущей конопле, в пахучей гуще темной
И человек и зверь найдут приют укромный:
Зайчишка, поднятый на огородной грядке,
Несется в коноплю от гончих без оглядки,
И псам не взять его на грядке конопляной, —
Собьются со следов они во мгле духмяной;
Дворовый прячется, в тени ее укрытый,
Пока не отойдет от гнева пан сердитый,
И от рекрутчины она спасала даже:
Мужик скрывался в ней, пока искали стражи;
Во время всяких смут, в пылу борьбы горячей
Считали шляхтичи решительной удачей
Позицию занять среди зеленой гущи,
До глубины двора разливом волн бегущей:
Ведь с тыла конопля за порослью хмельною
Дорогу преградит высокою стеною.

Протазий был не трус, но запах конопляный
Будил в душе его какой-то трепет странный…
Припомнились ему былые злоключенья
И как он в конопле искал от них спасенья!
Как был приперт к стене однажды Дзиндолетом,
Пан угрожал ему зловещим пистолетом,
Велел залезть под стол, еще и лаять рьяно,
Но Возный в коноплю запрятался от пана.
Как Володкевич-пан, что был предерзких правил, —
Он сеймы разгонял и в грош суды не ставил, —
Повестку изорвал, и в исступленном раже
Поставил гайдуков с дубинками на страже,
И с гневом требовал, чтоб Возный съел повестку,
Не то грозил пронзить рапирою в отместку…
Протазий сделал вид, что ест, взглянул в окошко,
Приметил коноплю и выпрыгнул, как кошка.

Хотя никто уже посланника закона
Нагайкой не встречал, ну, как во время оно,
И только брань одна была ему ответом,
Протазий ничего еще не знал об этом.
Повесток он давно не разносил в округе,
Хоть предлагал не раз Судье свои услуги;
Протазия щадя, Судья не соглашался,
На доводы его и просьбы не склонялся
Доселе.
Тишина… и, слыша сердца стуки,
Протазий в коноплю просовывает руки,
Раздвинул стебли он и, как пловец, волною
Захлестнутый, поплыл под зеленью густою.
Вот поднял голову, к окну подкрался смело —
Оттуда пустота на Возного глядела.
Он стал ни жив ни мертв, до крайности взволнован.
И что же? Замок нем, как будто зачарован?
Повестку прочитал, оправившись немного,
Вдруг услыхал шаги у самого порога,
Бежать хотел, взглянул — знакомая особа.
Да кто же? Бернардин! Тут удивились оба.