Адам Мицкевич - Стихотворения. Поэмы

С усмешкой Граф сказал: «Мой скромный домик тесен,
Нет места годного, и слишком дар чудесен!
Пусть лучше подождет медведь среди сохатых,
Пока не поселюсь я в родовых палатах!»

Смекнув, к чему он вел такую речь в задоре,
По табакерке тут пощелкал Подкоморий:

«Достойна похвалы заботливость соседа,
Не забывает он о деле для обеда,
Не так, как сверстники, — отъявленные моты,
Транжирить денежки — им нет другой заботы.
Хочу согласием закончить суд, но дело
В усадебной земле. Решим его умело;
Придется за нее полями откупиться». —
На объяснения привык он не скупиться
И начал излагать особенности плана.
Но изложение нарушил шум нежданно:
Кто, палец вытянув, указывал на что-то,
Кто повернулся вдруг, склонясь вполоборота,
Другие головы нагнули, брови хмуря,
Колосья спелые так пригибает буря.
Все смотрят в угол,
там Горешко на портрете
И двери темные. Раскрылись двери эти,
И показался в них какой-то призрак старый,
Он двинулся вперед, высокий, сухопарый.
Гервазий! Кто еще такой же длинноногий
И у кого еще на куртке Козероги?
Он шел, прямой, как столб, с усмешкою кривою,
Суровый и немой, качая головою,
В руке огромный ключ — подобие кинжала,
Вот растворил он шкаф, пружина завизжала.
Там в двух углах сеней, где высились колонны,
Куранты старые в шкафах дремали сонно,
С природой не в ладу старинные чудила
Показывали день, когда за полночь било.
Исправить механизм Гервазий был не в силах,
Однако всякий раз исправно заводил их,
Крутил их каждый день уже в теченье года,
И вот как раз теперь пришла пора завода.
Покуда излагал пан Подкоморий планы,
Он гирю потянул, и встрепенулись паны,
Услыша ржавый скрип и скрежет да гуденье, —
Пан Подкоморий сам закончил рассужденье:
«Работу спешную ты б отложил, любезный!»
Хотел он продолжать, но было бесполезно:
Другую гирю тут старик рванул с разгона.
Снегирь, что на часах сидел непринужденно,
Захлопал крыльями и как зальется свистом!
Да жаль! Охрип снегирь, а был он голосистым.
Сбивался и пищал, совсем заврался вскоре.
Под общий смех прервал доклад свой Подкоморий.
«Эй, Ключник, — крикнул он, — уймись ты, старый филин,
И клюв побереги, пока он не отпилен!»

Гервазий, услыхав в его словах угрозу,
Лишь подбоченился, приняв лихую позу,
И стрелки перевел он сразу на полсуток:
«Шутить изволите? Я не любитель шуток,
Хоть мал воробышек, но в гнездышке крылатый
Сильнее филина, что залетел в палаты!
Знай, пан, что филин тот, кто под стрехой чужою
Пирует по ночам, пугну его ужо я…»
«За двери Ключника! Довольно безобразий!»

«Мопанку, видите! — в слезах вскричал Гервазий. —
Да разве вы еще не запятнали чести
Тем, что с Соплицами за стол уселись вместе?
Рубаку, Ключника, Гервазия пред вами
Поносят дерзкими, обидными словами!
И не ответит пан обидчикам достойно?»
Вдруг трижды закричал Протазий им:
«Спокойно! Панове, слушайте!
Я, по отцу Брехальский,
Протазий Балтазар и возный трибунальский,
По форме нынче я обследовал именье,
Засим составил акт и вывел заключенье.
Беру в свидетели всех вас, мой список полон.
Прошу Асессора, чтоб следствие повел он
По делу славного Судьи, сиречь Соплицы,
О нарушении противником границы,
Вторженье в замок тот, владеет он которым,
Понеже в нем он ест, и здесь конец всем спорам!»
Гервазий перебил: «Ты брешешь, как собака!»
Железные ключи сняв с пояса, Рубака,
Как камень из пращи, пустил их в Балтазара,
Однако увильнул Брехальский от удара.
И голову нагнул он вовремя на счастье,
Не то б она была расколота на части!

В смятенье шляхтичи молчали миг короткий.
Судья опомнился: «Разбойника в колодки!
Гей, хлопы!» Ворвались дворовые гурьбою,
Заполнили проход меж дверью и стеною.
Но Граф загородил скамейкою дорогу,
На крепость шаткую поставив твердо ногу.
«Стоп! — крикнул он Судье. — На что это похоже,
Гнать моего слугу из дома моего же!
Мой замок, мой слуга, сам разберусь я в споре!»

Нахмурясь, поглядел на Графа Подкоморий:
«Без вашей помощи накажем грубияна,
А ваша милость, Граф, присваивает рано
Сей замок, суд еще не объявил решенья.
Не вы хозяин здесь! Не ваше угощенье!
Молчал бы лучше пан, когда седины эти
Не уважаешь ты, уважь мой сан в повете!»

Но огрызнулся Граф: «Довольно! Надоело!
Другим рассказывай, коль нет иного дела!
Напрасно с вами здесь я предавался пьянству,
Которое ведет к насилью и буянству!
Ответ дадите мне, когда вы протрезвитесь.
Ну а теперь за мной, Гервазий, верный витязь!»

Подобной выходки не ждал пан Подкоморий,
Он наливал бокал, чтоб подкрепиться в споре,
Но, лютой дерзостью сраженный точно громом,
Оперся о бокал бутылкой, полной ромом,
И, шею вытянув, ладонь приставил к уху,
Еще не доверял он собственному слуху!

Молчал, но между тем так мощно чашу стиснул,
Что лопнула она, напиток в очи прыснул
И, видимо, зажег в душе пожар жестокий —
Так очи вспыхнули, так запылали щеки.
Лишился языка от брызнувшего хмеля,
Сквозь зубы наконец промолвил: «Пустомеля!
Графишка, я тебя! Подай мне, Томаш, саблю!
Я пана вышколю, я спеси поубавлю!
Боится натрудить изнеженные уши…
Придется мне тебя дубиной оглоушить!
За сабли! Томаш, гей! С крыльца задиру сбросьте!»

Но Подкомория тут окружили гости,
И за руку его схватил судья Соплица:
«Я первый оскорблен! Мне надлежит с ним биться!
Протазий, дай палаш! Ну, забияка жалкий,
Попляшешь у меня ты, как медведь под палкой!»
Тадеуш закричал: «Вам, дядя, непригоже
Сражаться с фертиком, есть люди помоложе!
Вы предоставьте мне сразиться с забиякой.
Ты вызвал стариков, отважный пан, однако
Мы завтра поглядим, как бьешься на дуэли
И что за рыцарь ты, а нынче — прочь отселе!
Беги, покуда цел!»
Совет не спас беднягу,
И Граф и Козерог попали в передрягу.
Налево за столом кричали и свистели,
А с правого конца бутылки полетели,
Тарелки и ножи. Испуганные панны
Слезами залились. Раздался вопль нежданный,
И, закатив глаза, упала Телимена
На графское плечо. Белевшая, как пена,
Лебяжья грудь ее к груди его прижалась,
И Граф разгневанный почувствовал к ней жалость,
Он поддержал ее.
Зато Гервазий старый
Грудь беззащитную подставил под удары.
Уже изнемогал под натиском дворовых
И выдержать не мог он испытаний новых,
Но Зося Ключника сердечно пожалела
И, заслонив его, простерла руки смело.
Толпа отхлынула — и след простыл буяна.
Искали под столом, но не нашли. Нежданно
Гервазий вынырнул и, поводя очами,
Скамейку поднял вдруг могучими руками.
Крутясь, как мельница, всех смел перед собою
И, Графа заслонив дубовою скамьею,
Повлек его к дверям, однако у порога
Гервазий постоял, поглядывая строго.
Не безоружен он, так отступать к чему же?
Быть может, бой принять? и в ход пустить оружье?
Выпячивая грудь, уже в усердье рьяном
Взмахнул тяжелою скамьею, как тараном,
И голову нагнул, уверенный в успехе,
Но задержался он глазами на Гречехе.