Юрий Кузнецов - Русский узел. Стихотворения и поэмы

Ждет-пождет. Опять к дверям.
Попугай опять: — Кто там? —
Отвечает: — Что за штука?
Это я, маляр!.. —
Ни звука.

Час проходит, два проходят.
Тут хозяева приходят.
Слышат: заперт попугай,
Но стучится то и знай.

А маляр припал к дверям
И вопит в ответ: — Кто там? —
А оттуда: — Что за штука?
Это я, маляр!..—
Ни звука.

Есть камень в широком поле,
На камне старик стоит.
Колени его ослабли,
И голос его дрожит.

Небу возденет руки —
Руки горят огнем.
Долу опустит руки —
Они обрастают мхом.

Когда подымает руки —
Мир озаряет свет.
Когда опускает руки —
Мира и света нет.

На гаснущий отблеск зари
Я громко ударю в ладони.
Гори, мое солнце, гори
Хотя бы на западном склоне!

Вернись из-за синих морей,
Склонись к моему изголовью
И сердце земное согрей
Хотя бы нездешней любовью!

Чиркнув спичкой, увидел я море,
Где гуляет душа на просторе.
Есть, где вольной красе погулять
Или господу душу отдать!

Опускались на смутные воды
Птицы лебеди редкой породы…
Но сказала бегущая пена:
— Это море тебе по колено!

Будешь ты мелководьем брести,
По колено сгнивая в пути,
Хоть садятся на мелкие воды
Птицы лебеди редкой породы…

Ожидая небесного знака,
Он вперялся очами во тьму.
Но не вынес великого мрака,
И видение было ему.

Словно синяя твердь отворилась
Над убогой его головой.
Шумно лестница с неба спустилась,
Он ловил ее долго рукой.

Понабилась несметная сила
Между рук и подъятых волос.
Гоготали кувшинные рыла:
— Инда правдой кичился ты, нос!

— Нет его: показался от страха!
Раскопаем могилу лжеца! —
Сотряслись осквернители праха,
Не увидя в гробу мертвеца.

Был ли Гоголь? Была ли Россия?
Тихий Миргород? Сон наяву?
— Позовите великого Вия! —
Словно вихорь размел трын-траву.

Темный топот все ближе и ближе,
Замер Вий у святого креста.
— Поднимите мне веки: не вижу!
Вот он! — рявкнул…
Могила пуста.

Только лестница ввысь поднималась
В заходящих лучах… А по ней
Где-то сверху еще осыпалась
Пыль земная с незримых ступней.

Гнилушка во мгле озарила
Его удалую ладонь.
— Откуда, гнилая?
— От мира, —
Ответил неверный огонь.

— Я буду живой или мертвый,
На этой земле иль на той —
Смотри по моей распростертой,
Гадай по моей удалой!

— Гадать на тебя бесполезно.
Уж столько глотала огней
Под кожей сокрытая бездна
Клубящейся крови твоей.

Уж столько, живой или мертвый,
На этой земле и на той,
Достал ты своей распростертой,
Убил ты своей удалой.

На том иль этом берегу
Она блеснула мне.
Я отыскал ее в стогу
На отчей стороне.
Она звенит в руке моей
Залетным соловьем.
Уже толпятся сто чертей
На кончике пустом.

— Скажи, игла, какой тщеты
Идет твоя молва?
Каких одежд касалась ты?
Какого покрова?
Или скажи, в какой конец
Далёко-далеко
Скакал удалый молодец
Через твое ушко?

— Я помню вечную швею
Среди низин и дыр.
В мое ушко продев змею,
Она чинила мир.
Я прошивала крест и круг
И тот и этот свет,
Меняя нитки, как подруг,
И заметая след.

Мы пришли в этот храм не венчаться,
Мы пришли этот храм не взрывать,
Мы пришли в этот храм попрощаться,
Мы пришли в этот храм зарыдать.

Потускнели скорбящие лики
И уже ни о ком не скорбят.
Отсырели разящие пики
И уже никого не разят.

Полон воздух забытой отравы,
Неизвестной ни миру, ни нам.
Через купол ползучие травы,
Словно слезы, бегут по стенам.

Наплывают; бугристым потоком,
Обвиваются выше колен.
Мы забыли о самом высоком
После стольких утрат и измен.

Мы забыли, что полон угрозы
Этот мир, как заброшенный храм.
И текут наши детские слезы,
И взбегает трава по ногам.

Да! Текут наши чистые слезы.
Глухо вторит заброшенный храм.
И взбегают ползучие лозы,
Словно пламя, по нашим ногам.

Эх, таланты, вы тоже стрелки!
Попаданьями сыплете густо.
Только виды уж больно близки,
Мелко дышит такое искусство.

Чья, скажите, стрела на лету
Ловит свист прошлогодней метели?
Кто умеет метать в пустоту,
Поражая незримые цели?

Унеси эту песню с собою,
Если завтра покинешь меня,
Чтобы образ падучей звездою
Удержался до смертного дня.

В этой песне дороги пустыни,
Что навеки застыли в очах.
В этой песне родные святыни,
Где курится старинный очаг.

И пожар родового уклада,
И чужие туманы в крови,
И лучи материнского взгляда,
Что ложатся на плечи твои.

Если божьи моря задымятся —
Эта песня дорогу найдет.
Если ясные очи затмятся —
Только песня домой приведет.

По горам-небесам налетался,
Намигался стооким крылом.
Скорпионов и змей наглотался
И запел на столбу межевом.

И молва по земле полетела,
И такие турусы пошли,
Что дерутся внутри его тела
Скорпионы и змеи земли.

И, от боли не ведая страха,
Он кидается вниз и горит.
Воскресает из пепла и праха;
Остывая, на север летит.

Тянет хвост над полярной водою,
Остывая в тумане седом.
Камнем падает или звездою,
Застревая навек подо льдом.

И, отдавшись морскому простору,
Он влачит свою згу под водой,
Ледяную бродячую гору
Изнутри освещая собой.

Раздраженные гады морские
Возникают из темных пустот.
А утопшие души людские,
Выплывая, царапают лед…

Наши старые раны заноют
На погоду последнего дня.
И моря-океаны покроют
Скорпионы и змеи огня.

Ясный Феникс, не ведая страха,
Загорится с землей и водой.
И восстанет из нашего праха,
И навеет нам сон молодой.

Идет ли дождь, метет ли снег,
Палит ли солнце, —
По свету катится орех,
Земля трясется.

Как будто облако летит
И тенью кроет.
Внутри ореха черт сидит
Да ветер воет.