Юрий Кузнецов - Русский узел. Стихотворения и поэмы

Заливайтесь, античные хоры!
На смолу разменялся янтарь.
Я прошел за кудыкины горы
И увидел последний фонарь.

И услышал я голос привета,
Что напомнил ни свет ни зарю:
— Сомневаюсь во всем, кроме света!
Кто пришел к моему фонарю?

— Человек! — я ответил из ночи.
— Человек? Заходи, коли так! —
Я увидел горящие очи,
Что глядели из света во мрак.

Не тужи, моя жизнь удалая,
Коли влипла, как муха в янтарь!
Поддержи меня, сила былая!..
И вошел я в горящий фонарь.

Я увидел прозрачные мощи,
Волоса или мысли оплечь.
Я вперился в безумные очи,
Я расслышал бессвязную речь.

Не увидеть такого от века,
Не распутать такого вовек:
Он искал днем с огнем человека,
Но в огне должен быть человек!

Поддержи меня, сила былая!
Я фонарь проломил изнутри.
И народные хоры, рыдая,
Заливались до самой зари:

«За приход ты заплатишь судьбою,
За уход ты заплатишь душой…»
И земной и небесной ценою
Я за все расплатился с лихвой.

Сомневаюсь во всем, кроме света,
Кроме света, не вижу ни зги.
Но тягчит мое сердце поэта
Туча лжи и земной мелюзги.

Я видел рожденье циклона
На узкой антильской гряде.
Темнело небесное лоно,
Морщины ползли по воде.

На ощупь свежела чужбина.
Я видел: за несколько дней
Уже поднималась щетина
У сбившихся в кучу свиней.

В щетину входила щетина,
И кровь выступала на ней.
Все кровное в мире — едино.
Вжимались друг в друга тесней.

Циклон, оглушая долину,
Потом налетел и на них,
Передних вогнал в середину,
А ту проломил в остальных.

Но сам по себе остывает
Порыв не от мира сего.
И тяга земли отпускает
Небесный избыток его…

Не так ли явленье поэта
Не знает своих берегов,
Идет во все стороны света,
Тревожа друзей и врагов?

Щетину находит щетина,
И сердце о сердце стучит.
Все розное в мире — едино,
Но только стихия творит.

Ее изначальная сила
Пришла не от мира сего;
Поэта, как бездну, раскрыла
И вечною болью пронзила
Свободное слово его.

В дырявой рубашке родился он
И гаркнул на мать свою:
— Почто прервала мой могучий сон,
Ведь я побеждал в бою?!

— За что ты сражался? — спросила мать.
— За правду, — ответил он.
— А с кем ты сражался? — спросила мать.
— Со всеми, — ответил он.

— А где твоя правда? — спросила мать.
— Во мгле, — прогремел ответ. —
Я в лоно твое ухожу опять —
Оттуда мне брезжит свет.

Обратно ушел, чтоб продолжить бой,
Сквозь лоно прошел незрим,
Откуда выходит весь род людской,
Но он разминулся с ним…

Когда я увидел, что я рожден,
Я крикнул на мать свою:
— Почто прервала мой глубокий сон,
Ведь я побеждал в бою?!

— За что ты сражался? — спросила мать.
— За правду, — ответил я.
— А с кем ты сражался? — спросила мать.
— С братом, — ответил я.

— А где твоя правда? — Ее не видать
Отсель, — мой ответ гласил. —
Но если я буду с тобой болтать,
Мой враг наберется сил.

Я в недра твои ухожу свистя,
Как сорок веков назад.
— Останься, надежда моя! Дитя!..
— Я жду! — отозвался брат.

Все короче погожие дни,
Все длинней моя тень за оградой.
Снежный ком из своей простыни
Ты слепила: — Держись или падай!

И со смехом метнула в меня.
Передачу твою удалую
Я поймал среди ночи и дня,
Словно белую грудь молодую.

Я поймал ее круглую дрожь.
Как рука у меня трепетала!
— Защищайся, а то пропадешь!..

Защищалась, пока не пропала.

В любви не бывает ответа
На этой и той стороне.
Но тонкая молния света
Направилась прямо ко мне.

Земному свистящему звуку
Я с тайной надеждой внимал,
Все ближе!.. И вскинул я руку,
И в руку синицу поймал.

«Моя!» И услышал я голос:
— Ничья. Из-за синих морей
Я в клюве несла тебе волос
И свет от подруги твоей.

Он долог, как счастье и горе,
Да воля твоя коротка.
Однажды я встретила в море
Плывущего с девой быка.

Она безутешно рыдала
На звездной спине у него.
И имя твое повторяла,
Пока не забыла его.

Душа предалась ее горю.
И волосы мягким огнем
Тянулись по синему морю
Длиннее, чем след за быком.

Гонимая ветром и мглою,
Я села на царственный рог.
Но бык обернулся скалою
Вдали от земли и тревог.

И я упорхнула блистая,
В зарнице небес потонув.
Но волос, как нить золотая,
Вился через сомкнутый клюв.

Вился высоко на просторе
Над бездной железных веков,
Над пеной любовных историй,
Над спинами спящих быков…

Синица! Я слышу дыханье
Далекой подруги моей.
И тонкое благоуханье
Ловлю из-за синих морей.

Как страшно!.. Натянутый волос
Дрожит от земного огня.
Я слышу прерывистый голос:
— Любимый! Ты помнишь меня?..

Я помню! О, если б ты знала,
Как гаснет твой след на песке,
И все, что давно миновало,
На тонком дрожит волоске…

Для того, кто по-прежнему молод,
Я во сне напоил лошадей.
Мы поскачем во Францию-город
На руины великих идей.

Мы дорогу найдем по светилам,
Хоть светила сияют не нам.
Пропылим по забытым могилам,
Прогремим по священным камням.

Нам чужая душа — не потемки
И не блеск Елисейских Полей.
Нам едино, что скажут потомки
Золотых потускневших людей.

Только русская память легка мне
И полна, как водой решето.
Но чужие священные камни,
Кроме нас, не оплачет никто.

Он ленив и тяжел на подъем,
Жизнь пройдет — он ее не заметит.
Но такие идут напролом,
Если бабочка душу зацепит.

Оттого на свечу и летят
Все бездумные бабочки лета.
Обгоревшие крылья пылят
У подножья оплывшего света.
Вот одна, вот вторая пылит,
Вот четвертая бабочка ночи.
Через небо дорога шумит,
А любовь все светлей и короче.

Сколько можно так странно глядеть
На огонь, отраженный водою?!
Ты сказала: — Хочу долететь… —
Та свеча оказалась звездою.
Ты летела, во мраке шурша,
За погибелью или спасеньем,
Как ночная земная душа,
Но с небесным диковинным зреньем.
И, упав у какого-то пня,
Ты шуршала крылами все глуше:
— Ночь любви, отомсти за меня,
Ночь любви, погуби его душу…