Юрий Кузнецов - Русский узел. Стихотворения и поэмы

— Я его не имела и прежде! —
Ты летала, от гнева бела,
То хватала дневные одежды,
То ночные одежды рвала.

Все порывы твои и замашки
Возопили, как ведьма в трубе:
— Если сына рожу я в рубашке,
Он рубашку одолжит тебе!

Только клочья я вырвал из рук
И накинул на голое тело.
Оставайся! Какое мне дело
До ловушек твоих или мук.

Я ударил твой голос дверями
И отпрянул в осеннюю мглу.
Я прошел проходными дворами
И увидел: стоишь на углу!

Ни перстом, ни крестом не хранима,
Ты глядишь, словно загнанный зверь:
— Как! Ты мимо проходишь?
— Да! Мимо.
— Это ложь. Я не верю!
— Не верь.

Проходя мимо лжи и неверья
И свистящих камней бытия,
Я упал перед запертой дверью,
За которой — огонь и семья.

Что за темень! Кричи не кричи,
Эта рытвина мне незнакома.
Вылетают со свистом ключи
Из дверей сумасшедшего дома.

Захожу, разгоняя туман.
Мать честная! Знакомые лица.
И гуляет по кругу стакан,
И сидит на стакане девица.

То смеется, то плачет навзрыд,
А на пальчике белом горит
Адский зрак — золотая оправа.
Синим полымем лица горят.
— Признаешь или нет? — говорят. —
Мы твоя сумасшедшая слава.

— Полно волю держать. Признаю!
Полезайте в бутылку сию,
Все в бутылку, кто лыка не вяжет! —
Я швыряю бутылку в туман,
Пусть плывет до неведомых стран
И про бедное сердце расскажет.

Держали землю три кита…
И стал он китобоем.
Кричал на берег: — От винта! —
И водку пил запоем.

Он не терпел ни грез, ни слез
И стольких дев обидел.
Он видел этот мир насквозь,
Но сам себя не видел.

Из трех китов убил он двух,
На третьем дал промашку
Так, что едва не вышел дух
Сквозь кости и рубашку.

Прибило к берегу его,
И волосы он рвал,
Бревно из глаза своего
Слезами вымывал.

Покинул голые места,
И на бревне верхом
Пошел последнего кита
Он брать одним ножом.

Рукавицы роняя в снегу
На земном крутосклоне,
Я от брата и друга бегу
И дышу на ладони.

Проступают на них два лица:
И чело и морщины.
Узнаю свою мать и отца:
Мы навек триедины!

Сколько раз в кулаки я сжимал
Эти лица родные.
Сколько раз к небесам воздымал
Их, как солнца двойные.

Сколько раз бил ладонь о ладонь,
Ни о чем не печалясь.
Над землей высекая огонь,
Эти лица встречались.

Подберут рукавицы мои
Тороватые братья…
Раскрываю огню и любви
Ледяные объятья.

Но ладонь от ладони ушла
В голубом небосклоне.
Вбиты гвозди, и кровь залила
Эти лица-ладони.

Небо покинуло душу мою.
Я под ногами повешенных сплю,
Тягой они затекли,
Но не достигли земли.

Бездна раскрыта… При звездном огне
Ноги повешенных ходят по мне.
— Спи, — говорят. — Это сон,
Если окончится он.

Что за толпа! Вы кто такие?

А кто нас знает! Мы — другие.
А вы?

Жена.

А где супруг?

Удрал к любовнице на юг.

Мы так и знали, так и знали.
Мы вам сочувствуем.

Едва ли!
Зачем пришли?

Его увидеть,
Чтобы сильней возненавидеть.

За что, помилуйте?

За то,
Что он поэт, а мы никто;
Что он жесток, что он развратен,
Необъясним и непонятен,
Что он чужак в родной культуре,
А в мировой литературе
Он — вор.

И Прометей был вором.

Вот бабий ум, набитый вздором!
Проснись, Эсхил! Повозку слез
Вор у тебя увел.

Так что ж!
Она полна его слезами,
А не чужими. Впрочем, сами
Вы это знаете.

Мы знаем,
Но знать об этом не желаем.
Он у Платонова украл
Чинару с горными камнями.

На золотой горе с богами
Не в эти камни он играл.

Он но в ту степь глядит давно,
Как между нами решено…
А жаль, что пушкинский «Пророк»
Не преподал ему урока!

Плевать хотел он на пророка!

На Пушкина?

Какой попрек!
Подите вон!

Уже идем.
Храни земля его здоровье.
А мы… а мы свое возьмем
Не ненавистью, так любовью.

Ушли?

Сквозь землю провалились.

А мне оттуда крики снились.
Уж если не пристало мне
Скакать на бешеном коне,
Есть три пути: трудиться,
Звать бога или спиться.

Не мята пахла под горой
И не роса легла,
Приснился родине герой.
Душа его спала.

Когда душа в семнадцать лет
Проснулась на заре,
То принесла ему извет
О золотой горе:

— На той горе небесный дом
И мастера живут.
Они пируют за столом,
Они тебя зовут.

Давно он этого желал —
И кинулся как зверь.
— Иду! — он весело сказал.
— Куда? — спросила дверь. —

Не оставляй очаг и стол.
Не уходи отсель,
Куда незримо ты вошел,
Не открывая дверь.

За мною скорбь, любовь и смерть,
И мира не обнять.
Не воздыми руки на дверь,
Не оттолкни, как мать.

— Иду! — сказал он вопреки
И к выходу шагнул.
Не поднял он своей руки,
Ногою оттолкнул.

Косым лучом насквозь прошел
Простор и пустоту.
В тени от облака нашел
Тяжелую плиту.