Юрий Кузнецов - Русский узел. Стихотворения и поэмы

Не так ли черт живет в молве
И строит рожи
И ветер свищет в голове
Пустопорожней?

Не так ли брат его сидит
В пещере темной
И древней гибелью грозит
Земле огромной?..

Судьба не терпит суеты,
Но я беспечный.
Так много в сердце пустоты
Земной и вечной.

И все пустое на земле
И под землею
Вдруг откликается во мне
Само собою…

Идет ли дождь, метет ли снег,
Палит ли солнце, —
По свету катится орех,
Молва несется.

Сукин сын протрезвел на минуту,
Очутившись один на мосту.
Только вздох по любви и уюту,
Словно птица, обмерз на лету.

Покатился тот вздох по равнине,
Застучал ледяной пустотой.
Мать родная, ты вспомни о сыне
И ворота навстречу открой.

Сотрясая ночные болота,
Словно кашель, застывший в грудях,
Он закатится прямо в ворота
И со стоном растает в руках.

Я спустился с ковра-самолета,
Я ушел от орлиных когтей.
И встречаться ни с кем неохота
После звездной подруги моей.

Я ушел от сетей Зодиака,
Я ушел от пучины морской.
На болоте заснул, как собака;
И подстилка дрожит подо мной.

Снятся ей мои синие выси,
Где летает ковер-самолет.
Снятся ей мои гордые мысли,
От которых никто не спасет.

По северу или по югу
Победная слава гремела,
Как молодец любит подругу…
Червонная роза горела.

— Давай мы ее перепрыгнем
И края долины достигнем! —
Так молодец весело крикнул
И север и юг перепрыгнул.

«Червонная роза горела,
Под ней бела девка сидела
И воду в подоле носила,
Червонную розу гасила».

И так она горько рыдала,
Что радуга в небе взыграла.
И девка по этому мосту
Спустилась к нему через розу.

Рухнул храм… Перед гордым неверьем
Устояла стена. А на ней
Нарисованы суриком двери
С приглашеньем: «Стучите сильней!»

Что жалеть? Не такие потери
Проходили за давностью дней.
Для кого предназначены двери?
Кто просил, чтоб стучали сильней?

Разве можно туда достучаться?
Все равно за стеною обрыв…
Но со стуком принес святотатца
В эту глушь запоздалый порыв.

Сам хватился убогой потери,
Да забыл он за давностью дней:
Сам взрывал… Сам чертил эти двери
И просил, чтоб стучали сильней.

У костра под ворчание пса
Пастуха одолела дремота:
Он услышал в горах голоса
И прерывистый стук пулемета.

«Это сучья трещат!» Поутру
Огляделся: овец не хватает.
Непричастная злу и добру,
Вечным снегом вершина блистает.

Но очнулся старик наконец
От сиянья, идущего с неба.
По следам запропавших овец
Он добрался до вечного снега.

Он увидел овец и — солдат,
Полегли и свои и чужие
Много лет или больше назад
И лежат меж овец, как живые.

Может быть, это сон поутру?..
Но овца в изголовье стояла,
Непричастная злу и добру,
И замерзшие слезы сбирала.

Видно, плакал далекий юнец,
Не сдержался от страха и боли,
Превратился солдат в солонец…
Вон, благая, из этой юдоли!

Обошел он овец и солдат,
А солдаты лежат, как живые,
Много лет или больше назад
Ждут и смотрят — свои и чужие.

От густого дыханья овец
Пробудились замерзшие звуки,
Отодвинулся страшный конец,
И оттаяли крестные муки.

И раздался неистовый свист
Там, где в вечность упала граната.
Старый по снегу кинулся вниз
И ожег своим телом солдата.

И протаял, как искра во мгле,
Хриплый голос далекого брата:
«Знайте правду: нас нет на земле,
Не одна только смерть виновата.

Наши годы до нас не дошли,
Наши дни стороной пролетели.
Но беда эта старше земли
И не ведает смысла и цели…»

После долго старик вспоминал,
Ничего кроме правды не вспомнил,
Ничего кроме правды не знал,
Ничего кроме правды не понял.

Кто там был? Он мудрец иль святой?
Пал, как все, безымянным героем.
Все легли под небесной плитой.
Все молчат перед вечным покоем.

Ученик переходит на «ты»
По старинному праву поэта:
— Расскажи, как взрывала мосты
Твоя юность над Стиксом и Летой.

Как скрипели перо и песок
И строка на строку налетала.
Только пули свистели меж строк,
Оставляя в них привкус металла.

До сих пор эти пули свистят,
Настигая далекую старость.
Из железной когорты ребят,
Почитай, никого не осталось.

Но столпятся у здешних дверей
Их следы, что пропали в тумане.
И рябой от осколков ручей
Зашипит в юбилейном стакане.

Так напомни последним друзьям,
Так поведай грядущим невеждам,
Как ты шел по зеленым дворам,
Как ты шел по опавшим надеждам,

Как спросил у бегущего дня:
«Черт ли там, молодой и безвестный?» —
И с опаскою вырвал меня,
Словно грешного духа, из бездны.

Смертный стон разбудил тишину —
Это муха задела струну,
Если верить досужему слуху.
— Все не то, — говорю, — и не так. —
И поймал в молодецкий кулак
Со двора залетевшую муху.

— Отпусти, — зазвенела она, —
Я летала во все времена,
Я всегда что-нибудь задевала.
Я у дремлющей Парки в руках
Нить твою задевала впотьмах,
И она смертный стон издавала.

Я барахталась в Млечном Пути,
Зависала в окольной сети,
Я сновала по нимбу святого,
Я по спящей царевне ползла
И из раны славянской пила…
— Повтори, — говорю, — это слово!

— Отпусти, — повторила она, —
Кровь отца твоего солона,
Но пьяней твоей бешеной славы.
Я пивала во все времена,
Залетала во все племена
И знавала столы и канавы.

Я сражалась с оконным стеклом,
Ты сражался с невидимым злом,
Что стоит между миром и богом…
— Улетай, — говорю, — коли так. —
И разжал молодецкий кулак… —
Ты поведала слишком о многом.

Где мудрец, что искал человека
С фонарем среди белого дня?
Я дитя ненадежного века,
И фонарь озаряет меня,

Полый шар распыленного света
Поднимает в лесу и степи.
Не дает никакого ответа,
Но дорогу сулит по цепи.

Вкруг него порошит и круглится
Туча птиц и ночной мелюзги.
Метеорным потоком роится,
А за роем не видно ни зги.