Юрий Кузнецов - Русский узел. Стихотворения и поэмы

Он ленив и тяжел на подъем,
Смерть найдет — и его не зацепит.
На тепло он ответит огнем,
Но потери твоей не заметит.

Я в жизни только раз сказал люблю,
Сломив гордыню темную свою.
Молчи, молчи… я повторяю снова
Тебе одной неведомое слово:
Люблю, люблю!.. Моя душа так рада
На этом свете снова видеть свет,
Ей так легко, ей ничего не надо,
Ей все равно — ты любишь или нет.

Ни жена, залитая слезами,
Ни судьба, подернутая тьмой, —
Только ты стоишь перед глазами,
Как звезда стоит перед землей.

Я не знаю, что такое счастье.
Господи, люблю ее одну!
И бросаю в изголовье страсти
Спящую законную жену.

Пронеслись меж нашими огнями
Гибкое сияние и мгла
Так, что и руками и ногами
Обменялись чуткие тела.

Кровь дышала жадно и глубоко,
И дымилась страсть из-под ногтей.
И летал то низко, то высоко
Треугольник русых журавлей.

Вслед ему душа моя летала
И роняла молнии огня.
И во сне жена затрепетала:
— Господи, не покидай меня!

Где они, как тень под небесами,
Журавли, отпущенные мной?..
Ты одна стоишь перед глазами,
Как звезда стоит перед землей.

— В этот мир без имен
Я вошла и сказала:
«Это стих или он?» —
Так тебя я узнала.
Помнишь?
— Помню ли я?
Я глядел среди дыма
На круги бытия
И на бога и мимо.
Но заметил тебя
И окликнул судьбою.
Помнишь?
— Помню ли я?
Я пошла за тобою!
При подруге ты рвал
Мое тихое тело,
До земли целовал —
Я ответить не смела.

— На чужой стороне
Ты сорочку роняла.
Перед сном и во сие
Ты о чем вспоминала,
Помнишь?
— Помню ли я? —
Ты зубами блеснула. —
Боже, помню ли я!.. —
И навстречу шагнула.

На окраине света и тьмы
Мы чисты перед солнцем измены.
Эти стены мы взяли взаймы,
Но попались стеклянные стены.

Как на снег прошлогодней зимы,
Мы на брачное ложе присели.
Это ложе мы взяли взаймы
У давно отшумевшей метели.

Дай мне прежние ночи стряхнуть!
Я забыл, что рассвет неминуем,
Твою круглую терпкую грудь
Забирая одним поцелуем.

Не кипели на крепких устах
Ни слова, ни кровавая пена,
Но запели в отверстых ушах
Заунывные вопли: измена!

Это женщины-годы неслись
На меня, не прощая измены.
Словно стая потерянных лиц
Налетела и смотрит сквозь стены.

Эти годы я кинул давно,
Эти лица я помню едва ли.
— С нами бог! — и разбили окно.
И меня от тебя оторвали.

Обезумев, я крикнул огня:
— Ты их видишь? —
Ответила: — Вижу.
Твое тело не любит меня.
Почему ты такой? Ненавижу!

И заснула неведомым сном,
Словно во поле тихом и белом.
Вдруг ты вспыхнула рдеющим ртом,
Вдруг ты вздрогнула веющим телом.

Застонала, ни старых страстей,
Ни грудей не скрывая во мраке.
И по ним от незримых ногтей
Забугрились багровые знаки.

Что за нежить нагнали мечты?
Ты очнулась, как зимняя стужа:
— Почему мне явился не ты?
Эти знаки от бывшего мужа.

Молвил я: — Это знаки любви,
И других не бывает жесточе.
Но поверь: это знаки мои…
Так кончаются брачные ночи.

Мы полны соловьиного свиста
И туманную книгу любви
И страницы смертельного смысла
Пролистали, как губы свои.

Может быть, они сами листались,
Не стихая всю ночь до утра.
Языки, словно змеи, ласкались
В глубине двуединого рта.

Знаю, день не сулит утешенья.
Глубоко оставляют следы
Эти ласки на грани смешенья
Человека, огня и воды.

Но сияй молодыми грудями,
Как пречистая дева во мгле,
Поневоле моими кровями
Очищаясь на этой земле.

Что тебе до семейных измен?
Что тебе до разорванных звеньев?
Что тебе до обрушенных стен?
Что тебе до летящих каменьев?

Горный воздух так чист и глубок,
И леса обступают огулом.
Посмотри на бегущий поток,
Он живет своей силой и гулом.

Он поток. Он ломает хребты
И летящих камней не боится.
Он зажмет им орущие рты,
Он обточит им грубые лица.

Он шумит про свое и ничье,
Он уходит в открытое море,
Где купается имя твое
И гуляет душа на просторе.

Наши губы встречались и гасли,
Наши годы сошли до утра.
И глубокие вмятины страсти
Над землей распрямила трава.

Свежий воздух, как пламень, клубится.
Через день я вернулся назад,
Как преступник на место убийства…
Разве в чем-нибудь я виноват?

Почему же какие-то люди
В землю скопом вперили очки,
То глумясь, то толкуя о чуде,
Наше ложе разносят в клочки?

С низкой завистью ползают люди,
Каждый хочет урвать от огня,
То глумясь, то толкуя о чуде,
Ни один и не видит меня.

Рвите, рвите… Никто не спасется,
Пресмыкаясь годами в пыли…
Наше ложе не здесь, а на солнце,
Наши вмятины — глубже земли!

Ты не любишь загадок в любви,
Встречных дум и громового риска.
И все женские мысли твои,
Словно ласточки, стелются низко.

До свидания! Так и скажи.
Разочтемся, как русские люди…
Ощетинились, будто ежи,
Подо мною подталые груди.

Что за муки точили твой бег?
Я не видел лица заостренней.
Что за руки хватали твой снег?
Ты закуталась в сотни ладоней.

Словно листья, ладони шуршат,
Шелестят наглецы и тихони.
Проступившие иглы торчат
Сквозь мои и чужие ладони.

Как последний из этих людей,
Я не вынес заказанной муки,
Отрывая от зимних грудей
Вместе с иглами верные руки.

С глаз долой! — я себе говорю, —
И привета не жди ниоткуда,
В это лоно ты крикнул люблю,
Улю-лю — ты услышал оттуда.

Все прошло! Золотые надежды
Только снились. Я гол как сокол.
Я увидел дневные одежды
И ночные одежды нашел.

— Что с тобою? — ты свет повернула.
— Посмотри и увидишь сама. —
Ты змеиные ноздри раздула.—
Молодая, ты сходишь с ума!