Перец Маркиш - Стихи

Но вот листовки город всколыхнули.
«Товарищи», «Борьба» — гремело
все вокруг,
И выплеснуло на просторы улиц
Мастеровых,
И, как цветами луг,
Все ленточками красными пестрело
И флагами…

Дед из окна сперва,
Потом с крыльца глядел
И то и дело,
Дивясь им, новые перебирал слова,
Не понимая смысла их и силы
И не решаясь повторять их вслух,
Но, увидав — да что же это было? —
Идущего в толпе, поющей песню, Ксила,
Спросил:
— Поет он или давит мух? —
И, ястребиными сверкнув глазами,
Сказал:
— Вот эти? Грош им всем цена! —
От гнева кровь бурлила в нем волнами,
Но вскоре успокоилась она.

Он, Ксила встретив, сам пошел к нему
навстречу.
— Ну, Ксильчик, времена!
Ты в доме гость у нас.
Забудем старое, ведь не об этом речи… —
И, руку взяв его, почтительно потряс.

И тут его лицо как будто стало строже.
Да, времечко пришло…
Так вот ты, Ксил, какой!
А впрочем, если царь в калошу сел,
Как может
Об этаких делах судить простой портной?

И он ушел в село,
Чтоб на живую нитку
Сметать там старость кое-как,
И бремя лет, и капли пота, как пожитки,
Унес мой дед с собою в скорбь и мрак.

Ушел — он в понедельник, на заре.
И до тех пор, пока звезда, мигая,
Под вечер в пятницу не вспыхнула,
Мой дед
Сидел тихонечко у клуни на дворе,
Тоскуя о стакане крепком чая,
Тоскуя и не зная,
Имеет право жить он или нет.

«К чему,
Зачем,
Когда теперь хозяин Ксил
И землю, словно пламень, охватил,
И кувырком все полетело с маху?..»
Он все село обшить и обметать успел
И все ворчал:
— Вот жизнь досталась мне в удел,
Как на субботу драная рубаха!

К благословенью свеч вернулся он домой.
С ним было то, что взял он за работу, —
Лукошко с яйцами, петух живой,
За пазухою каравай ржаной,
И на молитву встал старик — встречать
субботу.
И стал закройщик у стола, который
Ждал каждый день его с рассвета
до темна,
Как ждет субботний кубок в эту пору
Хоть капельки изюмного вина.
А ночь сочилась, вязла, духотой томила.
Молитву дед над хлебом произнес
ржаным
Так тихо, что и слов не слышно было,
И стал покорно ждать, чтоб смерть
пришла за ним.
Явился ангел смерти к деду Шимшон-
Беру,
Принес откормленного петуха
И узелок с работой.
— Сшей, к примеру,
Мне френч и брюки из шинели серой,
Да побыстрей,
Да так, чтоб не плоха
Была работа.
Чисто, без заплаток
Сваргань все в аккурат, приду за ней
чуть свет,
А петуха бери себе в задаток…

С испугом глянул побледневший дед
На петуха, на парня.
Корку хлеба
Рукой дрожащей птице накрошил
И прошептал:
— Ой, серденько, не требуй!
Как шить, когда мне божий свет не мил?
А петуха мне твоего не надо.
— Какой я «серденько» тебе, старик?
Взгляни-ка на меня, —
Я офицер казачий. —
И стукнул по лицу, —
Шутить я не привык!
Потом фабричный фельдшер, кашляя
натужно,
Ощупал деда опытной рукой.
— Что ж делать, Берко,
Помирать-то нужно!
— Что делать, нужно! —
Дед ответил мой.

Есть время такое, есть час такой —
Я шорох могу уловить любой.

Пришел ли кто иль крадется вдали,
Но к каждому руки простерты мои.

Пускаюсь, как зверь, напрягая слух:
— Откуда здесь овцы, откуда пастух?

Кто здесь, пастух, нарушил покой?..
Есть время такое, есть час такой.

Все вижу я, вижу издалека:
— Откуда ручей здесь, откуда река?

Зверя сюда привела вода:
— Ну, что ему делать? Пойти куда?

Перед питьем, в прибрежных кустах
Зверя сковал, исковеркал страх.

Не хочешь ты, зверь, от реки уйти:
Яма есть на твоем пути…

Солнечный путь золотой на реке!..
Я восхожу, я ищу вдалеке.

Я не покоя ищу, не питья.
Ласкаю капкан, глажу сети я…

Птицы летят в свои гнезда, в лес,
И на реке — серебристый плеск.

Солнечный диск над рекою одет —
Золото с оловом на воде.

За мною идет ветерок по пятам,
Одежд твоих плеск никому не отдам!

Тело взывает к земле и к воде:
Кто плеск этот смел не услышать и где?

Как влажен сегодня степной ковыль…
Земля дорогая, любимая пыль!

Скажи мне, ответь, горизонта нить:
Как долго нам радость с тобою делить?

В сумерках ветер сладок, как мед.
Кому же сегодня до дум, до забот?

Навстречу мне — синий закатный дым…
— Как долго я буду таким молодым?

Крылья ветрянок поют в вышине —
Как ветер сегодня ласков ко мне…

Жадные руки мои протяну.
Закат опоясал, зажег вышину.

Шелестом, плеском, дыханьем огня
Пышет одежда простая твоя.

Руки с моими руками сплети,
Чтоб телу из тонких одежд не уйти!

Иду я с охапкой ветров тугих.
Судьбу свою вижу на чреслах твоих…

Сок моей плоти, крепость костей,
Где же скрещенье моих путей?..

Две мертвые птицы на землю легли.
Удар был удачен… Что лучше земли?

Здесь, в солнечной этой блаженной стране,
Упасть так упасть! Так мерещится мне.

Две вольные птицы пустились в полет,
Куда же им падать, куда их влечет?

Лететь так лететь! Как слепителен свет!
Широки просторы, и края им нет.

Довольство и мир, довольство и мир,
Земля зазывает нас будто на пир.

Но воля и солнце безмерно влекут,
Ведь там одиночества верный приют…

Птиц этих на свете не жаль никому;
Лишь мне захотелось уйти одному,

Но я позабыл и зачем и куда.
Иду, предо мною заката гряда.

Лететь так лететь, а упасть так упасть.
Я землю забыл и небесную власть.

Вот солнце заходит, как пышный павлин.
Где путь мой, где путь мой? Я в мире
один.

Шагнул я, пойдем же, ты слышал, пойдем!
Упал так упал. Не жалей ни о чем.

Лететь так лететь. Как слепителен свет!
Широки просторы, и края им нет.

В сиянии ночи бурлит моя кровь.
Земля, обогрей меня! Высь, укрой!

В сиянии ночи всхожу в тишине…
Но кровь моей родины дышит во мне.

В сиянии ночи, над шелестом трав,
Лечу я, всю землю руками обняв.