Вадим Шефнер - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Стихотворения

Им оси трава обмотала
И шины пришила к земле,
И ржавчина — траур металла —
Желтеет на мятом крыле.

И, напоминающий клизму,
Смешон из резины клаксон
(Рассвет автомобилизма
Такими вот был возвещен).

Не помня о них, не печалясь,
Врываясь в космический век,
В какие мы дали умчались
От этих железных калек!

А я ведь их видел иными!
И как я завидовал тем
Шоферам, что правили ими,
Машинами новых систем!

На свалке, у края болота,
Где города меркнут огни,
Живое в них чудится что-то:
Ведь людям служили они.

Пусть годы другие настали,
Пусть все по-иному вокруг,
Но теплится в ржавом металле
Тепло человеческих рук.

По копейке — ни много ни мало —
Шла в орлянку лихая игра,
И квадратное небо сияло
Над кирпичным колодцем двора.

Вдруг я выхлопы сверху услышал —
Будто чудо творя задарма,
К нам примчался, газуя по крышам,
Мотогонщик, сошедший с ума.

Вот он выпростал крылья и въехал
В тот небесный квадрат голубой,
Многократное рваное эхо
По задворкам таща за собой.

Тень его, распростершая руки,
Осенила провалы дворов,
Канализационные люки
И сырые поленницы дров.

Был под крыльями воздух спрессован,
Он слоился, блестел и гудел,
И, доверясь прозрачным рессорам,
Человек над землею летел.

И беды никакой не случилось,
Он давно промелькнул и утих, —
А старуха тревожно крестилась,
У помойки ведро опустив.

Здесь ходят песчаные тучи,
Здесь мертвенно-бел солонец,
Здесь травы верблюжьи колючи —
Пустыни терновый венец.

И горы стеклянным отливом
Мерцают в дрожащей дали
(Как бы термоядерным взрывом
Оплавлены грани земли).

Кому здесь терпенья хватило
Воздвигнуть в просторе пустом
Железную ель над могилой,
Над чьим-то понурым крестом?

Не слушая мудрых советов,
Сюда, где ни троп, ни дорог,
Тяжелое дерево это
Пустынею кто-то волок.

О, эти наклонные трубы
В горячей пыли соляной,
Что швом неумелым и грубым
Приварены к стойке стальной!

Не шепчутся ветви невнятно,
Не источают смолу —
Лишь окислов горькие пятна
Ползут по стальному стволу.

И смотрит в пустынные дали
Безмолвнее, чем кипарис,
Железное древо печали
С ветвями, простертыми вниз.

...Не добрым раденьем завхоза,
Не дружбой, что дружбе верна,
Здесь чья-то предсмертная греза
Столь дерзостно воплощена.

Шагая пустыней угрюмой,
На дерево это взгляни,
О верности чьей-то подумай
И чью-то любовь помяни.

И вот отступает пустыня,
Отходят усталость и боль,
Блестит, будто северный иней,
На ветках осевшая соль.

Песчаные вихри не рыщут,
Не бредит земля о воде.

Прохлады нежнее и чище
Не сыщешь ты, сердце, нигде.

В старинной книге я прочел недавно
О том, как полководец достославный,
Вождь, Искандеру в ратном деле равный,
В былые отдаленные века
Из долгого и трудного похода,
Что длился месяц и четыре года,
На родину привел свои войска.

На двадцать семь дневных полетов птицы
(Доподлинно так в книге говорится)
Он всех врагов отбросил от границы,
И вот с победой в боевом строю
Вернулся он, не знавший поражений,
Склонить пред императором колени
И верность подтвердить ему свою.

Пред летней резиденцией владыки
Расположил он лагерь свой великий,
И, под толпы приветственные клики
Сойдя с лимонногривого коня,
В доспехах медных, грузен и степенен,
Поднялся он по яшмовым ступеням,
Руки движеньем стражу отстраня.

И царь царей, властитель вод и суши,
Тысячелетний этикет нарушив,
Добросердечен и великодушен,
Шагнул к нему — и чашу преподнес
С вином, достойным полководца славы,
С вином без горечи и без отравы,
С древнейшим соком виноградных лоз.

Такой нежданной чести удостоен,
С поклоном чашу принял старый воин,
Но не пригубил. Сердцем неспокоен,
Он вниз, на луг, невольно бросил взгляд,
Где наклонилась, жаждою влекома,
Над каменною чашей водоема
Усталая толпа его солдат.

Не с ними ли в походе дальнем пил он
Гнилую воду, смешанную с илом?
Не с ними ли пред смертью равен был он?
Теперь один за всех в почете он.
Он с войском шел по вражескому следу —
И вот не с войском делит он победу, —
От войска он победой отделен!

И что-то в сердце тайно всколыхнулось,
И что-то в нем дремавшее проснулось,
И Справедливость поздняя коснулась
Его своим невидимым крылом:
Минуя царедворцев и министров,
Сошел он вниз решительно и быстро,
И выплеснул он чашу в водоем.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Тот царь забыт. О давнем том походе
Лишь в книгах мы подробности находим.
Но песнь о старом воине в народе
Звучит еще и в наши времена.

А в водоеме все вода струится,
И, говорят, доныне в ней хранится
Тончайший привкус древнего вина.

Даря человечество песней,
Забыв и покой, и ночлег,
Она без дотаций и пенсий
Вступает в наш атомный век.

И пусть электронному зренью
Доверено многое, но —
Все грани любого явленья
Искусству лишь видеть дано.

Пока вычислительный робот
Свершает свой верный расчет,
Поэзии пристальный опыт
По тысячам русел течет.

И где-то в работе бессрочной,
Что к легким успехам глуха,
С наукой смыкается точной
Точеная точность стиха.

Труднее становится вдвое,
Когда вдруг почувствуешь ты,
Что вот наконец-то в герое
Живые возникли черты.

Пока он был мертвою глыбой,
Ты тропкой тащить его мог;
Он ожил — и сразу на выбор
Потребовал сотню дорог.

Путями побед и лишений
Шагает он, споря с тобой, —
И тысяча тысяч решений
Таится в детали любой.

Куда повернуть выключатель?
Над строчкою думай, потей.
Есть мрак — соучастник зачатий,
Есть свет — соглядатай смертей.

Бывало — жарили, варили;
Бывало — гости до утра.
Мне ж, чуть стемнеет, говорили:
«Повеселился, спать пора».

Хотя бы в скважину дверную
Взглянуть хотелось мне до слез
В жизнь праздничную, в жизнь иную —
В ту, до которой не дорос.