Вадим Андреев - Стихотворения и поэмы в 2-х т. Т. I

V

Седой покой, о вогнутые скрепы,
Оплывший сон.
Хранит тебя самодержавный слепок
Камней, времен.

Хранит тебя. Почти с решеткой вровень
Течет Нева.
Не здесь ли, стиснув — в камень — брови,
Забыть слова?

Не здесь ли Таракановой на память
Сквозь дым и дни
Пришел Орлов? И пенными устами
Гася огни,

Нева рвалась, кипела и томилась,
Как ночь — до дна!
Она в осевших коридорах билась,
Разъярена.

О согнутые новой ночью спины
Камней, времен.
О Алексеевского равелина
Сей душный сон!

VI

Шаги часового, как пятна,
На бархате той тишины,
Что видится ей. И невнятны,
Как бархат, линючие сны.
Должно быть, он не был, он не был,
Приснившийся мир, — наяву.
Ей кажется — пламя и небо
Похожим, скорее, на звук.
Ей кажется, что на взметенном
Снаряде погасли лучи.
Как будто во мгле опаленной
Не солнце, а отблеск свечи.
Как будто ломает тревогу
Лицо ожигающий вздох, —
Последняя судорога — отгул,
Ушедший в громадное — «ох».

Распластана воспоминаньем,
Как воду, глотнув тишину,
Отходит она на свиданье
К линючему, душному сну.

VII

За много дней до дня рожденья,
Любовью полночь ослепив,
Над нерожденным это пенье:
Сын — спи,
Сын — спи.

О этот голос колыбельный
Над колыбельной пустотой.
Мрак неотъемлем — крест нательный
Над грудью, сном и тишиной.

Он жив уже в ее дыханьи,
Он вместе с нею хочет пить,
Как воду, пить воспоминанье.
Сын — спи,
Сын — спи.

В душе — душа. Двойною тенью
На серый камень, чуть дыша,
Легла наперекор сомненью
Непостижимая душа.
И отражаясь, замирая,
Любовью камень ослепив,
Душа поет, и голос тает:
Сын — спи,
Сын — спи.

VIII

Туго, туго, узел туже,
Туже рук.

Для меня, отца и мужа,
И секунд и капель стук.
День допросом выпит не до дна ли?
Помню темные зрачки:

— «В прошлый раз не отвечали».

Тише, дрожь руки.

— «Что ж, как прежде? Я не вырвал, верьте,

Вам еще язык».

Тише жизни, тише смерти
Этот миг.

— «Ваша воля, только знайте,
Будут казнены
Мать и сын. Засим — прощайте».

Вздох. Обломки тишины.

— «Против правил? Все равно нам».

— «Нет, ни слова. Что ж, коль так».

И ушел с поклоном
В прежний мрак.

Туго, туго, узел туже,
Узел рук.
Ниже, ниже неуклюжий
Потолок.

IX

Две грани, два мира
И третьего нет.
Две грани, два мира
И третьего свет.
За сыном, за сыном,
О нежность, о боль,
За сыном, за сыном
Сквозь ветер неволь.
Легчайшая память —
Степное крыло,
Взметенное пламя
Закатом слегло.
Еще не рожденным —
Уже на пути,
Ему не рожденным —
Уйти.

X

Нева и небо. Острова.
Еще прохладная трава.
На диво черченный простор,
Лучей и тьмы привычный спор.

Неощутимы облака.
Слышней протяжный хруст песка.
Но мертвый дремлет, дремлет порт,
В два цвета выжженный офорт.

Перекладина качается,
Перекладине не верь.
В мире это называется
Смерть.

Разлука будет коротка.
В последний раз к руке рука.
Последний раз в прозрачной мгле
Прикосновение к земле.

Помост скрипит. За шагом — шаг.
Насторожился мир, как враг.
Еще, еще, к руке рука.
Разлука будет коротка.

Перекладина качается,
Перекладине не верь.
В мире это называется
Бес — смер……..

I

Густея, нехотя течет река,
И, как в вино, макая в воду губы,
Спит ржавый снег. Взлетают облака,
Раскрыв хвостов сиреневых раструбы, —
И колосится нива снеговая.
И солнца ждут холодные цветы.
О кровь моя, усталостью густая,
Рекою черною течешь и ты!

У берега чуть нарастает лед.
Все медленней холодное струенье, —
Но сквозь покров зимы меня зовет
Иной земли прельстительное пенье.
Река течет в угрюмой колыбели.
Отдохновенная пришла пора.
Тяжелые январские метели
Над крышкой льда раскроют веера.

II

Бежит по черной проволоке кровь,
Бегут по черной проволоке звезды,
И электрическое сердце вновь
И вновь вдыхает удивленный воздух.
Взлетает птицею над линотипом
Прекрасный, теплый и бессмертный звук.
Строка рождается, и с слабым всхлипом
Она летит в объятия подруг.

Строка хранит небесный оттиск слов,
Строка внимает щебетанью клавиш,
И новый мир — необычайно нов, —
Рожденье даже смертью не исправишь.
И сохранив — непреходящей жизни —
На белом поле выросший посев,
Она своей расплавленной отчизны
Встречает радостно высокий гнев.

III

От жизни нас освобождает труд. —
Не так ли землю зимние покровы
От тщетной страсти строго берегут?
Рождается в огне густое слово,
И забываем мы, как нас зовут.
[Ум долгим очищается трудом.]
В преддверье смерти нас ведет усталость.
Мы отдыхаем в воздухе пустом.
Мы знаем, — наша жизнь — большая малость, —
Лишь сделав вещь, мы вечность создаем.

Целостен мир и всегда неотъемлем.
С детства мы любим привычную землю.

С детства молчаньем и страхом полна
Непостижимая звезд глубина.

Слаще нам, ближе нам — день ото дня
Блеянье стада и ржанье коня,

Влажная глушь и болотная тишь,
Серая дранка насупленных крыш,

Звонкий, срывающий на ночь мороз
С неба огни и гераней и роз,

Черным медведем над белым прудом
Дышащий, спящий, нахохленный дом,

Пенье ворот и журчанье сверчка,
Милый уют — на века и века.

Но, позабыв притяженье земли,
Мы снаряжаем в ночи корабли, —

Недостоверной вверяясь звезде,
Мы покидаем привычное «здесь».

И по смоленой обшивке бежит
Ночь, как расплавленный, синий гранит;

Черный корабль неземные валы
Рвут и терзают, как падаль орлы;

Мы погибаем, а мачты скрипят,
Мы погибаем, а звезды горят,