Вадим Андреев - Стихотворения и поэмы в 2-х т. Т. I

Заря сползла на берег моря
И, рыжий озарив песок,
Растаяла в большом просторе.
День встал, отчетлив и высок.

2

Пожар далекого аула
Угас в пожаре синем дня.
В прозрачном небе утонула
Струя лилового огня.
И над кавказскою твердыней,
Как листья легкие венка,
Серебряные облака
Раскрылись в огненной пустыне.
Казалось все простым и точным,
Казалось — воздух чист и нем,
Казался мир бессмертно прочным
И каменным. А между тем,
На горностаевых плечах,
Меж льдин, в сияющих снегах,
На отдаленные высоты,
Таясь, глядели пулеметы.

Вот ветер набежал, и вскоре,
Стыдясь зеркальности ночной,
Покрылось утреннее море
Полупрозрачною чадрой…

3

Дымок над орудийным дулом
Летучей розою расцвел,
И вслед за ним тяжелым гулом
Наполнился угрюмый дол.
Застыв, к земле приникли травы,
Тягучий воздух, точно мед,
Стекавший вдоль прозрачных сот,
Как бы наполнился отравой.
Скользя шипящею шрапнелью,
Внезапным светом ослеплен,
На волю выполз из ущелья
Неповоротливый дракон.
Вверху, ощерившись, горели
На недоступной цитадели,
И недоступны и близки,
Щетиной черною штыки.

Земля, вздохнув, загрохотала.
Взвиваясь, падал желтый прах,
И в небесах, подняв забрало,
Стояло солнце на часах.

4

Как мне забыть — я помню, помню
Вершин стремительный разбег
И в этом мире вероломном
Жемчужно-розоватый снег.
И стрекотанье пулеметов,
И нежных пуль прозрачный звон,
Кустарником заросший склон
И дальний голос самолета,
В ущелье узком водопада
Неугомонную струю
И смерти близкую прохладу,
И жизнь и молодость мою;
Горячий ствол винтовки длинной,
Вверху, над башнею старинной,
На самом острие штыка
Взлетающие облака.

И белый парус в блеске моря,
В тумане моря голубом ,
Скользящий в пламенном просторе
Упрямо-загнутым крылом.

5

О нет, в долине Дагестана
Не я лежу в свинцовом сне,
И не моя дымится рана,
И жизнь моя не снится мне.
Вот здесь, теперь, парижской ночью
Лишь явь горит передо мной,
И прежних дней во мгле глухой
Разорванные вьются клочья.
Случайному поверив звуку,
Я не услышал голос твой,
Кощунствуя, я поднял руку,
Моя Россия, — над тобой.
Последней нотою высокой
Во тьме звенит трамвай далекий.
Не отгоняя мыслей прочь,
Чужая коченеет ночь.

Люблю, люблю тебя, родная.
Я вижу — бархатная мгла
Печально, как чадра ночная,
На холмы Грузии легла.

6

Спаяв разорванные кольца,
Скрутив узлом тугую цепь,
Ползли на приступ добровольцы
Туда, на ледяную крепь.
Гудел развороженный улей.
Меж скал, и жаля и звеня,
И все ж не трогая меня,
Легко посвистывали пули.
Я помню солнца терпкий запах
И раны черные земли,
Клочок разорванной папахи
И кровь, застывшую в пыли,
И этот взгляд, в меня глядящий,
Еще живой, еще блестящий,
При свете золотого дня
Уже не видящий меня.

А там, вверху, застыв в молчаньи,
В зеленом ореоле льдин —
Самодержавное сиянье
Кавказских огненных вершин.

7

Неравный бой. Мы не сумели
Достичь врага и залегли,
Не взяв высокой цитадели,
В изрытой пулями пыли.
Часы, томительны и знойны,
Текли, чернея, точно кровь.
Лишь к вечеру в атаку вновь
Мы бросились толпой нестройной.
Между камней и между трупов,
Жужжаньем пчел окружены,
Сорвались с каменных уступов
За есаулом — пластуны.
В штыки — и вот — мы разорвали
Сверканием трехгранной стали,
Как молниею облака,
Нас окружавшие войска.

Но там, где ручейком раздвоен
Полуразрушенный аул,
Уснул, печален и спокоен,
Наш седоусый есаул.

8

Усталым пламенем заката
Страна моя озарена,
Потерянная без возврата,
Непостижимая страна.
Мы шли вдоль моря. Красным шрамом
Горело солнце. Вдалеке,
На рыжем выросши песке,
Качалась мертвая чинара.
С трудом ворочая колеса
Тяжелой и смешной арбы,
Везли волы в пыли белесой
Уставших от земной судьбы.
Тела, прикрытые дерюгой,
Слегка толкались друг о друга.
Казалось нам, что вот сейчас
Они, хрипя, окликнут нас.

День догорал. Чадра ночная
Холодным саваном легла —
Печальная и ледяная,
Боль успокоившая мгла.

9

Я не могу заснуть. Угрюмо
Я вслушиваюсь в мрак ночной —
Он полон шороха и шума,
Он полон тяжести земной.

Там, за окном, фонарь зловещий
Туманом вьющимся одет,
И но стене скользящий свет
Слегка передвигает вещи.
Гудок автомобиля длинный,
И призрачная тень луча
Летит вдоль улицы пустынной
Со свистом яростным бича.
Горят стремительным пожаром
Асфальтовые тротуары,
И в черных, плоских зеркалах
Сверкает белоглазый страх.

И вот опять встает глухая,
Бессонная и злая тьма —
Моя огромная, ночная,
Моя парижская тюрьма.

10

Все неизменно — годы, годы,
Все тот же дымный небосвод
И опостылевшей свободы
Нетающий железный лед.
И я смотрю на атлас школьный,
И между чуждых стран одна,
Она одна, моя страна,
Влечет меня к себе невольно.
Темно-зеленые долины
И пятна синие озер,
И гор коричневых вершины,
И прихотливых рек узор.
В степи глухой, как небо, древней
Полузатерянной деревни
Лишь в лупу видимый кружок, —
Цветка грядущего глазок.

Как узник смотрит сквозь решетку,
В окно, в свободу, на простор,
Так я гляжу на этот четкий
Географический узор.

11

Я помню наше отступленье,
Арбу, упавшую в овраг,
Горящий дом и в отдаленьи
Нас крепко обступивший мрак.
Ночные шорохи и шумы,
Слепой, необоримый сон,
Тяжелый, низкий небосклон,
Глухого моря плеск угрюмый,
А по утру — холодный ветер
И двухмачтовой шхуны бег,
И в сером, дымном полусвете
Крутящийся, бесцветный снег,
И там, за снегом, еле зримы,
Недвижимы, непобедимы,
В броне дымно-лиловых льдин
Форты надоблачных вершин.

Я помню, как на борт упорно
И набегал, и падал вал,
Фонтаны брызг и сине-черный,
Внезапно налетевший шквал.

12

Нас в этом мире только двое.
Как мне и плакать без тебя?
Гляжу в лицо твое родное,
Благословляя и любя.
Все та же ты, — не изменилась:
Все та же степь, все тот же лес,
Все тех же северных небес
Мечтательная легкокрылость.
Звенит гармоника от боли
В летучем сумраке ночей —
Еще одной заботой боле,
Одной слезой река шумней.
И все по-прежнему, тяжелый,
Глядит на праздничные села
До самой крыши полон тьмы
Огромный силуэт тюрьмы.