Александр Ермаков Зильдукпых - Манна

Но давным-давно пора в дорогу.
С полтычка завёлся броневик.
Ленин собирался понемногу:
Сбросил перья и накидку – тогу,
Туфли нацепил на босу ногу
И на крыше очутился вмиг.
Подошли послушать европейца
Красные вожди к броневику.
«Я ещё приеду к вам, индейцы,
Обучаться жестов языку! —
Сжав кулак, приставил его к сердцу,
На прощанье выдохнул всем. – Хук!
До свиданья, мудрые индейцы!»
«До свиданья! – Крикнул Чингаджгук. —
Приезжай и на охоту сходим,
Научу, как мокасины шить,
По озёрам с луками побродим.
Если хочешь, можем и женить».
«У меня не тем мозги забиты.
А, вообще-то, я уже женат.
Мне нужны колхозы, общепиты…
Коммунизм построить надо, брат!»
«Коммунизм? О, что это? Скажи нам!» —
Очень захотелось знать вождям.
«Видно свет на вас сошёлся клином.
Это ваши танцы под там-там!
Все в едином ритме и движеньи
Под один танцуют барабан,
Все в хорошем бодром настроеньи…
Пусть вам дорасскажет ваш шаман!»

Броневик рванул, Ильич уехал
С чувством, что чего-то он забыл.
Отмеряя сна дурного вехи,
Броневой грузовичок пылил…
«Брюки я надел, жилетку тоже.
Ах, ну да, парик забыл я снять».
Был он в скальпе на попа похожий.
Стал Ильич его скорей срывать.
На ходу он быстро повернулся,
Скальп срывая левою рукой,
И от страха сильно ужаснулся —
Поднимая пыль, за ним толпой
Зайцы саблезубые бежали
Крупные, размером с кенгуру,
И клыки огромные сверкали.
«Эй, вы что, зайчата, быть добру!
Эй, броневичок, прибавь-ка газу!
Жаль винтовки нет, жаль нет ружья».
«Стой! – Кричали зайцы. – Стой, зараза!
Сколько наших братьев ты за зря
Пострелял в сибирской своей ссылке?»
Броневик помчался, что есть сил.
Вслед летели камни и бутылки.
Но Ильич их мастерски ловил
И обратно отправлял со свистом.
Получилась в этот раз ничья.
Оторвались наконец-то. Чисто…
Вдруг Ильич увидел у ручья
Свою маму, добрую такую,
Полоскала детское бельё,
С нежными руками, пожилую.
Обернулась, говорит: «Твоё.
Всё твоё – рубашки и пелёнки,
Вот колготки и размерчик твой,
Ползунки, слюнявчик, распашонки,
Вот и чепчик, маленький такой.
Ты ещё вчера таким был крохой,
А сегодня вон какой большой!
В классовой борьбе я смыслю плохо,
Но люблю тебя, мой дорогой.
Никогда тебя я не забуду,
Буду помогать из года в год,
Деньги высылать всё время буду,
Здесь любая мать меня поймёт.
Только что деньжат тебе послала,
А ты здесь. Волнуюсь я, сынок.
Помню, как на свет тебя рожала,
Как кормила грудью, как ласкала,
Как пищал ты, когда пеленала,
Как ты мой прикусывал сосок.
Ты – моё, ты часть моей утробы!
И однажды вышел из меня.
Всё живое на земле без злобы
Я хочу, чтоб ты любил как я.
Ты моя отрада, ты мой птенчик,
Ты моя кровинка, смысл ты мой!
Как бы я хотела снова чепчик
На тебя надеть, быть молодой».

Сын вздохнул и к матери склонился,
Положил чело на юбки край
И от чувств бурлящих прослезился,
И сказал ей тихо: «Надевай».
«Нет, Володя, тем оно и счастье,
Что не повторится никогда.
Пусть мне память скрасит все ненастья,
Пусть меня согреет в холода.
Ты иди, тебя ведь ждут наверно.
Карл Маркс картошку ждать устал.
Выглядит старик довольно скверно».
«До свиданья, мама, я помчал».
Он поцеловал с любовью маму
И, запрыгнув на броневичок,
В ночь поехал дальше сквозь туманы.
Впереди зажёгся огонёк…

Броневик подъехал к магазину
С вывеской: «Здесь всё, что надо вам».
Стало страшновато, словно льдина
Безразмерная скрывалась там.
Съёжился Ильич, такой был холод.
Броневик сказал ему: «Постой.
Не ходи туда, ты ещё молод.
Чувствуешь, какой здесь дух плохой?»
«Нет, пойду за хлебом, за картошкой».
Он ещё раз вывеску прочёл,
Постучал костяшками в окошко,
Дверь открыл и в магазин вошёл…

В лавке было холодно и пусто.
За прилавком продавец стоял,
Раздевая позднюю капусту,
Он глазами разными сверкал.
С кочана сдирал рукой одёжки,
Складывал капустные листы
В старое плетёное лукошко.
Рядом спали чёрные коты.
На прилавке вместо кочерыжки
Появилась маленькая тварь —
Чёрт, чертёнок, маленький чертишка,
Был чернее чем печная гарь.
Продавец схватил его за хвостик
И как голубка поцеловал.
Чёртик изогнулся, встал на мостик,
В ангелочка превращаться стал.
Продавец щелбан ему отвесил —
«Ангелочек» каменным застыл,
Ценник на боку ему приклеил,
Машинально пальцем погрозил.
Бережно поставил статуэтку
На стеллаж. И вдруг спиной сказал:
«Что угодно? Брюки, кепку в клетку?
Не хотите кофе, сигаретку?
А хотите куш сорвать в рулетку?
За услугу я бы всё отдал. —
Продавец вдруг резко повернулся,
Вновь кочан капусты в руки взял,
Неприятно как-то улыбнулся. —
Урожай отличный я собрал.
В этот год капуста уродилась».
Воробьи сигару принесли,
Чашка кофе вскоре появилась
И пары из чашки вверх пошли.

«Нет, спасибо. Я ведь некурящий.
А вот чаю выпил бы чуть-чуть.
Холодно у вас и чай дымящий
Тело бы согрел мне в дальний путь. —
Ленину опять вдруг стало страшно
От бесстыжих злобных разных глаз.
И тогда спросил он громогласно. —
А скажи-ка, сэр, который час?
Я ведь сплю, пора уж просыпаться.
И разгонит дрёму солнца свет».
«Ни к чему тебе так волноваться.
Если хочешь, можешь здесь остаться.
Так с тобой хотелось пообщаться!
Тут, голубчик, времени и нет.
Если вдруг глаза мои смущают,
Я надену чёрные очки.
Многих мои глазки раздражают. —
Он надел очки. – Ещё клыки».
«Нет, пойду». – «А как же хлеб, картошка?»
«Поищу её в других местах.
Мне и надо-то совсем немножко.
Здесь везде какой-то липкий страх».

«Глаз наверно встретил по дороге?
Что он там такого наболтал?
Что он экстрасенс, гонец от Бога?
Из дурдома этот глаз сбежал!
Ну хоть чаю выпей на прощанье.
Воробьи тебе уже несут.
Ты хотел согреться, есть желанье?
Вот и воробьи уж тут как тут».

Ленин кружку взял с горячим чаем:
«Обмануться как-то не резон.
Пить, не пить. Я даже и не знаю.
Не фальшивый как ваш купидон?»
«Пей, хороший чай. Смотри – горячий».
Продавец улыбку подавил
Полную лукавства, не иначе.
Ленин весь продрог. И он отпил.
Вдруг Ильич от пола оторвался
И легко завис под потолком.
Комплекс превращений начинался,
И пошло вокруг всё ходуном.
Звёздочки в глазах, сам легче пуха
Он, болтаясь, к потолку прилип.
Зазвенело сильно в левом ухе.
Прошептал: «О, Боже! Как я влип!»

Дьявол снял очки и засмеялся:
«Марсельезу» чёрный кот запел.
«Что, проснуться хочешь? Размечтался! —
К Ильичу мгновенно подлетел. —
Как чаёк? И это лишь начало!
Ты мне симпатичен, так и знай!
Чтобы тело больше не мешало,
Голову, не бойся, отрывай.
Полетаем головой, без тела.
Сон во сне! Чудно, в конце концов!
Как мне это тело надоело!
Ждёт нас бал отрубленных голов…