Александр Ермаков Зильдукпых - Манна

Много для писателя не надо.
Иногда простая похвала
Для него огромная награда.
И такою речь вождя была.
Горький про себя сказал: «Мечтатель».
Вслух сказал: «Красивые мечты.
Я, писатель, – просто наблюдатель,
Отражаю времени ходы.
Новое добро? Не понимаю.
Не бывает нового добра.
Нравственность одна, я точно знаю.
Эта философия стара.
Связь времен – чем крепче, тем надежней.
Только в связи будущему быть!
Жизнь не материал и осторожно
Её надо резать и кроить».

«Вот и чудно. Значит есть проблемы.
Вы не против, если напишу?
Слабоват я в философской теме,
Подтянуть меня чуть-чуть прошу.
Ваше пролетарское мышленье, —
Ленин свою руку протянул, —
Вызывает только восхищенье! —
О былых заслугах намекнул. —
Вот вам пролетарское спасибо!
Сколько с вашей помощью деньжат
Получила наша касса, ибо
Ни вперёд без них мы, ни назад.
За наследство Шмита и за сборы
Говорю «спасибо» вам сейчас,
За труды, с купцами разговоры —
Вырос нашей прочности запас!
За купца Морозова отдельно!
Жалко Савву, сколько нам помог?!
Верил в бога, крест носил нательный,
За ошибки думал взыщет Бог.
Думал, спросит Он: «Как тратил средства?»
Помощь нам ошибкой посчитал.
Только где Он – Бог? Я тоже в детстве
Храм церковный с мамой посещал.
Опиум – религия, не больше,
Чтоб держать в узде слепой народ.
Только рвётся там всегда, где тоньше.
С нами этот фокус не пройдет».

Горький вдруг вскипел: «Оставьте Бога!
Не создали вы его пока!
В вашу сказку длинная дорога,
Проще угодить на облака».
«Хорошо. – сказал борец отважный. —
прерываем эту канитель.
Вижу, друг мой, вы марксист не важный.
Нашим Богом будет наша цель!
Да, товарищ Горький, вот к вам просьба.
Есть тут мыловаренный делец.
Лишь бы согласился он, ой, хоть бы!
И помог деньгами этот Фельц!
Денежку займём, а вы гарантом
Будете, он доверяет вам.
Сделку с вами заключим с магнатом.
Алексей Максимыч, по рукам?»

Их ладони встретились и сжались.
«Надо бы ещё кого-то взять». —
И в глазах писателя читалось —
«Надо доверять, но проверять».
«Хорошо, возьмём из социалов.
Есть один английский демократ».
«Чувствую, хотите взять немало.
Отдавать-то будете назад?»
«Займ большой, на год составим сделку.
А вернуть? Ну, может, не вернём.
И не будь таким, товарищ, мелким.
Мы в борьбе, идёт борьба с врагом,
С классовым врагом – капиталистом.
На обман обязаны идти.
Хоть и Фельц сочувствует марксистам,
Всё равно с ним разные пути.
Не беда, мой друг, не обеднеет
И мануфактура прибыль даст,
Капитал его не оскудеет,
От банкротства в банке есть балласт.
Надо нам хитрить, а как иначе?
Ведь газеты надо выпускать,
Эмигрантам помогать, темпаче
Стало их все больше прибывать.
Из России в спешке выезжают,
От самодержавия бегут,
Партии осколки уже знают,
Что давно товарищи их ждут.
Партии «имущество» все ценно!
Сразу надо всех снабдить жильём
И начислить денежку мгновенно,
Выдать всем «диету» на прокорм.
Знаешь ведь, не для себя стараюсь,
О народе думаю своём.
Сам довольно скудно я питаюсь,
Экономлю, милый друг, на всем. —
Откровенность эта подкупала,
Компаньоном делал своим
И держала, и не отпускала,
Путы завязав узлом тугим. —
Дождь уже прошел, пойду наверно.
К лэнчу призывает всех Биг Бэн.
В Лондоне всегда с погодой скверно.
Толи дело Рим, Париж и Берн».

Ленин попрощался, быстро вышел.
Горький посмотрел с улыбкой вслед.
Кот английский закричал на крыше.
«Новое добро. Ну что за бред?! —
И себя поправил он невольно. —
Жизнь нельзя ни резать, ни кроить.
Ведь она живая – будет больно.
Лучше всем в согласии дружить. —
Он хотел сказать вождю вдогонку. —
Уважайте труд людской всегда!
Божий храм, колокола, иконки —
Это чудо, результат труда,
Результат идеи и охоты.
К этому силком не принудить!
И души бесчисленные соты
Медом добродетели забить
Вряд ли кто силком тебя заставит,
В церковь на причастие ходить.
Бог в тебе, всегда тебя поправит,
Тихо даст совет, как дальше жить,
В твою душу вяжущую силу
Как самопознания вложил.
Только в крайность чтоб не заносило,
Чтобы стал ты лучше, чем ты был.
Что лежит за рамками сознанья
Человеку не дано понять,
И без подтвержденья, без сиянья
Будет всё на свете отрицать.
А, вообще-то, есть ли эти рамки?
И какой у жизни смысл вообще?
Для чего любовь самцу и самке?
Чтоб потомство делать в шалаше?
Основным инстинктом насладиться?
Эстафету жизни передать?
Или же чему-то научиться?
Молодёжи опыт оставлять?
С этой вот заботой о потомстве
Жить, любить и о себе забыть?
У детей всегда есть превосходство
На готовом что-то сотворить.
Или же, красотами любуясь,
Мягкой нежной поступью пройти
И, ни с кем ни в чём не соревнуясь,
Это поле жизни перейти?
Или же урвать всего побольше,
Днём и ночью думать о себе
И, взвалив грехов большую ношу,
Смысл найти в разврате и гульбе?
Или вместе всё, и то и это.
Грани смысла… Сколько их у нас?
Жизнь проста, но сколько в ней секретов?!»
Горький лёг, уже был поздний час.

Он закрыл глаза, чресла расслабил,
Погрузил во тьму уставший взгляд,
В космос умных мыслей дух направил,
То вперёд летая, то назад.
Шёл в ночи процесс работы мозга,
Кто способен говорить без слов,
Для кого вино и водка – розги,
Также боли каторжных трудов.
Горький рассуждал. Письмо как будто
Своему таланту он писал.
Истина такая неподсудна.
Кто узнает, что ты намечтал?
И талант игривый и свободный
С наслажденьем письма те читал,
Ведь, до откровенности голодный,
Он во всём бродягу понимал.
Но мечта талантливых поэтов
Эти «строчки» миру донести.
Если в мыслях остаётся это,
У поэта только три пути.
Первый путь – в дурдоме очутиться,
Путь второй – профессию сменить,
Третий путь – с цензурой согласиться,
По заказу партии творить.
«Если Ленин проберётся к власти,
То цензуру жесткую введёт,
Станет проза сразу одной масти,
Одномерность лириков сожрёт.
Однобокость умников заставит
Откровенно больше не писать,
Изведёт таланты и отравит,
Будут правду прятать и скрывать».
(Он еще не знал, что будет дальше,
Кто на смену Ленину придёт,
Сколько будет там дерьма и фальши,
Что навеет тридцать шестой год).

Вспомнил он кровавый день воскресный,
Пар от красных луж, тела кругом…
Поступил царь подло и нечестно —
Мирный ход тогда прервал огнём.
Что тогда он сделал с мирным ходом?
Люди разбегались кто куда!
Свой авторитет перед народом
Подорвал он раз и навсегда.
«А потом в тюрьме я оказался.
Спас Морозов Савва, внёс залог.
Из страны опасной я убрался
В злобе на царя. И, видит Бог,
Зная жизнь тяжелую в Поволжье,
Побывав уже на самом дне,
Я считаю – царь всех кормит ложью
И за всё повинен он вдвойне.
Оттого, что, зная, не решает,
Оттого, что, видя, не даёт
И процессам жизненным мешает,
Здравый смысл и волю пропивает,
О своем народе забывает,
Наслаждаясь, во дворце живёт.
Я – заложник времени. Ну что же.
И вполне оправдан псевдоним.
Жизнь горька как перец и, похоже,
Мы все вместе к пропасти бежим. —
В мыслях, засыпая на перине,
Вновь подумал, что такое Бог. —
Это правда, духа дисциплина,
Это смысл, бессмертия итог…»