Николай Огарев - Стихотворения и поэмы

Преград не сделало ему).

Потом об укрепленьях толк

В Париже очень долго длился.

Их строят, чтобы русский полк

В столицу мира не пробился.

Я патриот, свой знаю долг,

Но взять Парижа б не решился.

Я думаю, довольно с нас,

Когда мы усмирим Кавказ.

Я на Кавказ сбираюсь сам,

Быть может, нынешним же летом,

Взглянуть на горы и к водам

(Больным считаясь и поэтом).

Что ж? Вместе не угодно ль вам?

Со мною согласитесь в этом,

Что с вами время там вдвоем

Мы тихо, свято проведем.

Там снежных гор... Но, боже мой,

Об этом сказано так много!

Замечу только - труд большой

Пускаться в длинную дорогу,

Вы там на станции иной

Умрете с голоду, ей-богу!

В Париже больше ничего

Нет для разбора моего.

1) достаточно (лат,)

3

Снег желтый тает здесь и там;

Уж в марте нам не страшны стужи,

Весною веет воздух нам,

Нам ясный день сулит весну же,

И безбоязненно ушам

Торчать позволено наруже.

Хочу я вас просить, друг мой,

Пешком гулять идти со мной.

Пойдемте прямо на бульвар,

В среду толпы надменно-праздной

Давнишних барышень и бар,

Гуляющих в одежде разной:

Б<����артенев>, Szafi, Jean Sbogar1

1 Сафи, Жан Сбогар (франц.).

И рыцарь все однообразный,

Все верный прежних лет любви

И все они друзья мои.

Не правда ль? Как кажусь я вам?

Годился б я в аристократы?

Но мне неловко быть средь дам:

Я, рriмо, человек женатый,

Secondo, мне не по чинам

(Хоть всем знаком я как богатый);

О tertio я умолчу,

Его сказать я не хочу.

К тому ж во мне другая кровь,

В душе совсем другая вера:

Есть к массам у меня любовь,

И в сердце злоба Робеспьера.

Я гильотину ввел бы вновь...

Вот исправительная мера!

Но нет ее, и только в них

Могу я бросить желчный стих.

Признайтесь, горек наш удел:

Здесь никого не занимает

Ход права и гражданских дел,

Иной лишь деньги наживает,

Другой чины, а тот несмел;

Один о выборах болтает

(Quoique, a vrai dire, on en rit)(2)

Дворянства секретарь (Убри).

Я с теми враг, кому знаком

Рассудок черствый, и не боле;

Кто даже мертвым языком

Толкует о широкой воле,

Кто только всех своим умом

Занять стремится поневоле,

Кому природы заперт храм,

Кто чужд поэзии мечтам.

Пойдемте же! Вот здесь, друг мой,

Увидим дом, где я жил прежде.

Любил любовь, был юн душой

И верил жизни и надежде;

Сперва (обычай уж такой)

Был немцу отдан я невежде,

Потом один, и в двадцать лет

Уже философ и поэт.

О! годы светлых вольных дум

И беспредельных упований!

Где смех без желчи? пира шум?

Где труд, с голь полный ожиданий?

Ужель совсем зачерствел ум?

Ужели в сердце нет желаний?

Друзья! Ужели в тридцать лет

От нас остался лишь скелет?

Прошу не слушать, милый друг,

Когда я сегую, тоскую,

Что всё безжизненно вокруг,

Что сам веду я жизнь пустую.

Минутен, право, мой недуг,

Его я твердостью врачую,

И, снова прежней веры полн,

Плыву против житейских волн.

К чему грустить, когда с небес

Нам блещет солнца луч так ясно?

Вот запоют "Христос воскрес",

И мы обнимемся прекрасно,

А там и луг и шумный лес

Зазеленеют ежечасно,

И птиц веселый караван

К нам прилетит из южных стран.

К чему грустить? Опять весна

Восторгов светлых, упованья

И вдохновения полна,

И сердца скорбного страданья

Развеет так тепло она...

Но мы оставимте гулянье

Имея в мысли ширь полей,

Смотреть мне скучно на людей.

1) в себе (нем.).

2) хотя, по правде говоря, над ним смеются (франц.).

4

Уж полночь. Дома я один

Сижу и рад уединенью.

Смотрю, как гаснет мой камин,

И думаю - все дня движенье,

Весь быстрый ряд его картин

В душе рождают утомленье.

Блажен, кто может хоть на миг

Урваться наконец от них.

Я езжу и хожу. Зачем?

Кого ищу? Кому я нужен?

С людьми всегда я глуп и нем

(Не говорю о тех, с кем дружен).

Свет не влечет меня ничем

В нем блеск ничтожен и наружен.

Не знаю, право, о друзья,

К чему весь день таскаюсь я!

Уж не душевный ли недуг,

Не сердца ль тайная тревога

Меня толкают? Шум и стук

Не усыпляют ли немного

Волненья наших странных мук

И скуку жизни? Нет, ей-богу,

Во внешности смешно искать,

Чем дух развлечь бы и занять.

Камин погас. В окно луна

Мне смотрит бледно. В отдаленьи

Собака лает - тишина.

Потом забытые виденья

Встают в душе - она полна

Давно угасшего стремленья,

И тихо воскресают в ней

Все ощущенья прежних дней.

В такую ж ночь я при луне

Впервые жизнь сознал душою,

И пробудилась мысль во мне,

Проснулось чувство молодое,

И робкий стих я в тишине

Чертил тревожною рукою.

О боже! в этот дивный миг

Что есть святого я постиг.

Проснулся звук в ночи немой

То звон заутрени несется,

То с детства слуху звук святой.

О! как отрадно в душу льется

Опять торжественный покой,

Слеза дрожит, колено гнется,

И я молюся, мне легко,

И грудь вздыхает широко.

Не все, не все, о боже, нет!

Не все в душе тоска сгубила.

На дне ее есть тихий свет,

На дне ее еще есть сила;

Я тайной верою согрет,

И, что бы жизнь мне ни сулила,

Спокойно я взгляну вокруг

И ясен взор, и светел дух!

5

Меня вы станете бранить,

Что патетические строки

Сюда я вставил, - я шутить

Готов опять и за уроки

Благодарю вас. Может быть,

В моих стихах и есть пороки,

Но где ж их нет? А в светлый час

Как чувству не предаться раз?!

Ведь нужен же душе покой,

Ведь сердцу нужно наслажденье,

Не все же шляться день-деньской

От апатии и к волненью,

Из клуба да на бал большой,

От скуки важной да к мученью,

От <����Чаадаева к Убри!>,

Ведь сил нет, что ни говори.

По четвергам иль в день другой

Вы не являлися ни разу?

С ученой женщиной иной

Выдумывать несносно фразу;

Ее бегите вы" друг мой,

Как ядовитую заразу...

Я лучше между всех сих лиц

Люблю хорошеньких девиц.

Они так молоды; их взор

Так простодушно мил и нежен,

Их шаловливый разговор

Скользит шутя, всегда небрежен,

Люблю их слушать легкий вздор,

Я с ними весел, безмятежен,

И как-то молодею я,

Иль даже становлюсь дитя.

И, право, счастлив каждый раз,

Когда средь жизни обветшалой

Ребенком делаюсь подчас;

Забыв тоску и нрав мой вялый,

От задних мыслей отступясь,

Я вспоминаю миг бывалый

Моих младенческих забав;

А в летах человек лукав.

Я помню дом, пруды и сад,

И няню... толстого соседа

С гурьбой его румяных чад,

К нам приезжавших в час обеда.

О, как тогда я жить был рад!

Но тех детей не знаю следа,

Мой сад заглох, уж няни нет

И умер толстый наш сосед.