Не свое время

Дрожит в желтеющем пруду.

Где сквозь редеющие своды

Высоких лип – пронзает воду

Лучами солнечными день.

Где все: любовь, тоска, свобода,

Как эта тающая тень,

Вытягивающаяся на годы.

1971

Соловей

Певца любви...

А.С. Пушкин

Когда зальется соловей

Среди темнеющих ветвей

Томительно и страстно

И в роще сонной над рекой

Пахнет разлукой и тоской, –

На свете жить прекрасно!

И что любовь, которой нет,

И что судьба, которой след

В тумане исчезает,

Что все ненужные слова,

Когда кружится голова

И сердце замирает?!

О, как прекрасно в мире жить!

К кому идти, куда спешить,

Кто наши дни считает?

И все, что было, все, что есть –

Лишь эта длящаяся песнь,

Она не умирает!

1971

Зимний город

Зимний город. Дым густой мороза.

Наледь близких крыш.

На стекле бледнеющие розы.

Куришь и молчишь.

Резко тянет холодом из щели,

Заметен карниз.

Сердце, словно детские качели,

Вверх и вниз!

Оттого, что одинок и молод,

И опять, опять

Все метет декабрь, заносит город,–

Оттого не спать!

Все ловить в кружении метели,

Звонкий, ледяной,

О тебе тоскующей свирели

Голос молодой!..

1971

***

Мне воды в горсти твоей напиться,

Губ твоих дышать морозной вьюгой,

И кружит душа моя, как птица,

Над своей покинутой подругой.

Вышивай мне, память ледяная,

Золотым узором расставанья.

Ночь стоит высокая, чужая,

Под мохнатой шапкой мирозданья.

Но трубят метели молодые

Не о смерти – о любви и страсти.

И горят глаза твои слепые,

Словно звезды в мраке и ненастье.

1971

***

Неясный возглас. Шелест платья.

Как бы двойное восприятье:

И сердца стук, и звук шагов!

К окну! За ними! Никого...

Лишь ночь июльская, густая,

В высоких звездах и цветах

Стоит в пыли двора, босая,

С туманным месяцем в руках.

Но сердце тянется навстречу

Совсем иному бытию:

Излить и музыкой, и речью

Любовь мгновенную свою!..

1971

Утро

Ночи вьюжны в декабре,

Я проснулся на заре,

Дверь открыл – увидел солнце

И сугробы во дворе.

Все искрилось и пылало

В алом пламени пожара.

Уходила в синеву

Жизнь моя клубами пара.

А навстречу, над Москвой,

Лучезарной, молодой,

Утро новое вставало

Чернобровою вдовой.

Что пред вечною природой

Наши временные годы,

Если льется с небосвода

Луч пронзительной свободы,

В синеве сверкают розы,

И горит зима над нами

На витых столбах мороза

Ледяными куполами.

1972

Грибник

Г. Иванову

Но все, что имеет начало,

Имеет конец. И о том

Сегодня ему прокричала

Кукушка скупым языком.

Он думал о смерти, что ею

Нельзя ничего объяснить.

Он думал о том, что стареет,

О том, что не хочется жить.

Что прежние мысли и чувства

Ушли навсегда от него.

Что нету любви, а искусство

Не значит почти ничего.

Он взвесил всю жизнь пред собою

И честно хотел отыскать

Хотя бы мгновенье какое,

Которое жаль отдавать.

И, сев на траву у дороги,

Без всякого смысла в глазах

Смотрел отстраненно и строго

На пыль на своих сапогах.

1972

Пчелы

На двери колеблется марлевый полог,

Колышется легкая тень на полу,

И роз на столе перепутанный ворох

Невольно влечет за пчелою пчелу.

Девчонка приносит ведро из колодца.

Она в босоножках, в халате цветном.

Букет составляет – и слышно потом,

Как струйка в графин приготовленный льется.

Выходит старушка, глядит на часы.

– Ну что же, пора! Подождем у дороги!

Идут. И, сырая еще от росы,

Трава холодит обнаженные ноги.

Но нет. Не дождались. Вернулись назад.

Сидят на веранде. – Теперь уже к ночи.

Старушка вздыхает и что-то бормочет.

И слышно, как в комнате пчелы звенят.

1972

В Хосте

Холодное «Цоликаури»,

Спускается вечер густой.

Ряды кипарисов, ликуя,

Уходят в безбрежный покой.

Сливаются небо и море.

Не видно стеклянных валов.

И странно скользят на просторе

Огни кормовые судов.

В беседке, увитой лозою,

Свисает со стен виноград,

И зыбко трепещет листвою

Во мгле исчезающий сад.

От свечки колеблются тени,

Хозяйский шипит патефон.

Доносится тихое пенье

И кружек наполненных звон.

Случайная встреча, забава,

Глаза из-под темных ресниц.

Любовь, и разлука, и слава,

И юность, и жизнь без границ!

...Но вечер окончен. Потушат

Свечу, как полет мотылька.

И ночь распускается душной,

Белеющей чашей цветка!..

1972

Град

Внезапно без дождя густой ударил град.

Поднялся ветер вдруг, и синий свет, густея,

Прекрасно изменил в жару пылавший сад,

И шумно ожила дремавшая аллея.

Какой-то гул возник, какой-то странный стон.

Сжимается душа, неясным звукам внемля.

И чудится, вокруг стоит стеклянный звон

Горошин ледяных, дробящихся о землю.

Все стихло через миг. Опять сквозной простор

Привычно засиял над потрясенным садом,

И солнца луч упал на лиственный ковер,

Расшитый серебром дымящегося града.

Зной силу набирал, и душный ветерок

Пыль завивал жгутом на высохшей дороге.

Но все витал вокруг неясный холодок

Совсем иной любви, совсем иной тревоги,

Как будто жизнь одна осталась позади...

И вот сейчас в саду, шумящем надо мною,

Рождалось – до тоски, до ужаса в груди! –

Стремленье – но куда? желанье – но какое?

1972

Страсть

Султаны моркови пронизаны светом,

И лук малахитовый тускло блестит.

Лиловой пчелою дремучее лето

Цветы прогибает и в травах гудит.

Оно отметает, как вздор, возраженья,

Сгорая в тяжелом июльском бреду,

И наши случайные прикосновенья

Кругами расходятся в душном саду.

Колышется воздух янтарнее меда,

И разум впустую толчется впотьмах,

Где страсть, как хозяйка, идет с огорода

С неясной улыбкой на влажных губах.

1972

Нимфа

Небо белесо – и ветер незрячий

Кровь лихорадит, листвою гремит;

Пахнет полынью, – но так ли, иначе –

Жизнь продолжается, сердце стучит!

Юркие бесы мелькают в малине,

Пчелы гудят, собирая нектар,

Грузные яблони в блеклом сатине

С плеч отряхают белеющий жар.

Там, в глубине, среди сытого сада,

Где козлоногий охотник живет,

Пухлая нимфа в лукавой досаде

К солнцу подъемлет свой чувственный рот.

Машет руками, сверкает глазами,

Силясь проникнуть в сплетенье ветвей,

И в раздраженье топочет ногами,

Жарче пожара и снега белей!..

1972

***

Пронзительный холод. Осенняя мгла. Листопад.

Шуршащие тени устало ползут за обрыв.

Сгибаются ветви. В багровой рубахе закат

Лениво уходит, пунцовые губы скривив.

И ночь красноглазой волчицей с луною в зубах