Не свое время

И увидишь, взирает – прекрасен! –

На заблудшего сына Господь.

Здесь средь поля, под старой ветлою,

Где, как ризы, горят облака,

Жизнь заблещет прощальной слезою,

Но слеза эта будет легка!..

1973

***

Порой забудется,

Опять припомнится

В пролете улицы,

В уюте горницы,

В полете ветреном

Листа случайного,

Осенним вечером

Совсем нечаянно, –

Одно мгновение

В одно дыхание –

Одежд скольжение

И колыхание,

Слова туманные,

Ресницы скорые,

Глаза обманные,

Но невеселые,

Белее инея

Лицо усталое, –

Все то, что жизнь моя,

Надежда слабая!..

1973

Осенние костры

Ты прости меня за все,

В чем я виноват!..

В тишине листвой шумит,

Облетает сад.

Капли падают с ольхи,

Клен горит огнем.

Что придется испытать

На веку своем?

Что придется перенесть

Нам еще с тобой?

Сыплет ветер листьев медь

В голубой покой.

Улетим ли мы вослед,

Поживем еще?

Улыбнись, как в первый раз,

Прикоснись плечом.

Жгут костры в сырых садах,

В рыжих бликах день.

Под ногами у тебя

Все прозрачней тень.

Жизнь пьянит, как сладкий дым,

Тает в белый свет –

Никакой иной беды

Не было и нет!..

Ветер носит звон осин,

Шелест тополей,

Отсвет пламени дрожит

На щеке твоей.

Мы приходим из огня

И уйдем в огонь.

Пляшет в мокрой синеве

Дыма легкий конь.

И стеклянный звон подков

Над землей стоит,

Где душа моя тобой,

Как листва, горит.

1973

***

Трав искристое сукно,

На ветвях густая завязь.

Словно легкое вино,

Закипает в сердце зависть

К белоснежным облакам

Над моею головою,

К зеленеющим холмам,

Уходящим чередою,

Где, от вечности храним,

Дышит сон младенца-мира

Беспечальным, молодым

Дуновением эфира.

1973

***

Когда порой осеннею

Куда-нибудь спешишь,

По сторонам рассеянно,

Невидяще глядишь, –

Но мысль с неясным умыслом

Течет своим путем –

И вдруг: – О чем задумался? –

И впрямь: о чем? о чем?

Стоишь, молчишь растерянно,

Не зная, что сказать.

Потеряно! потеряно!..

Но что же? – не понять...

И подымается испуг:

Забыл! Забыл! Забыл!

В каких мирах блуждал твой дух,

Какой ты жизнью жил!

Куда тебя твой разум вел

Без факела в руках,

Какою бездной ты прошел,

Не замедляя шаг!..

1974

***

Из праха вышли и были прах!

Сентябрь – щеголь и вертопрах –

Сорит деньгами, понять не хочет,

Что страстной жизни измерен срок! –

Летите, дни мои. Тянитесь, ночи! –

Я тоже весел и одинок!

Я тоже щедрой плачу рукой

За то, что будет, да не со мной!

С твоей ладони глотаю ветер,

Ловлю движенья души, лица,

Кусаю в губы! – А путь мой светел:

Он ясно виден мне до конца!

1974

***

Мы исчезнем со временем оба

За чредою мелькающих дней.

Так весной исчезают сугробы,

Растворяясь в печали своей.

Так вдали исчезают устало

Птичьи стаи в предчувствии вьюг.

Разве раньше ты это не знала,

Что сейчас опечалилась вдруг?

Не грусти! Не тверди про усталость!

Все сомненья оставь за плечом.

То не сбылось, о чем нам мечталось, –

Сбылось то, не мечталось о чем!

Не исполнились все ожиданья:

Но ведь все-таки было дано –

Пусть не мудрости, но пониманья,

Пусть не сада, но взгляда в окно.

Что ж теперь ты считаешь потери,

Жизнь к чужой примеряя судьбе?

И того уже много, поверь мне,

Что отпущено было тебе!..

1974

***

Из долгих странствий возвратясь,

Припав к земле своей родной,

Ты можешь, плача и смеясь,

Пить воздух горький и хмельной.

Но что узнаешь ты, скажи,

Что сыщешь в пепле и золе?

И что поймешь о тех, кто жил

На этой горестной земле?

О тех, кто в сумерках дрожал,

Кто в страхе пробовал засов,

Но никуда не уезжал

От этих пашен и лесов.

Кто предан был и предавал

Себя, любимых и друзей

И, умирая, выживал

На ржавых плацах лагерей.

Чья кровь гудит в моей крови,

Чьи кости стали костяком

Моей страны, моей любви!

– Куда? – летящей напролом.

И, словно люди разных рас,

Вы разойдетесь стороной,

Не поднимая жестких глаз,

Пугаясь истины чужой.

Поскольку есть одна судьба

И жизни нашей краток срок,

И глушит времени труба

Души неслышный голосок!..

1974

***

На душе темно и тихо,

А закат – пунцов.

Дым мороза на Плющихе

Опалит лицо.

Я пройду, как тень косая,

Сквозь арбатский шум,

Ни к кому не прикасаясь,

Молод и угрюм.

Я пройду, упорным шагом

Об асфальт гремя,

За колючим белым прахом

Снежного огня.

За поземкой синеокой,

За ее живой,

Пробегающей вдоль окон

Ледяной струей.

Ночь надвинется с востока,

Заклубится тьма.

В снег желтеющий глубоко

Спрячутся дома.

И промерзшие деревья,

Обретая цель,

Растопырив веток перья,

Полетят в метель,

Где за тучей – небо сине

И – высок как дым –

Над покинутой Россией

Плачет Серафим.

И любя, и ненавидя,

Он скорбит, суров,

Пред собой круженье видя

Ледяных ветров.

Но, покуда сердце живо

И стучится в грудь,

Путь над бездною обрыва,

Путь во мраке,

Путь во страхе, –

Это тоже путь!

И уже не детство мира,

А его судьба,

Ты опять проходишь мимо

Самого себя...

1969; 1975

***

Птица дневная услышит ночную

Птицу, но слов не поймет.

Ветер, деревья нащупав вслепую,

В мокрые дебри уйдет.

Мальчик проснется, потянется к окнам.

В свете возникнет рука,

Матери сонной развившийся локон.

Так начиналась тоска.

Время стоит, как вода у плотины,

Льется за низкий затвор.

Лунного света зеленою тиной

Старый подернуло двор.

В доме вздыхающем душно и сыро,

Сумрак сгущается вновь.

Сердце одно в одиночестве мира.

Так начиналась любовь.

Жизнь беспредельна, как поле ночное.

Дышит отец тяжело,

Словно плывет сквозь теченье шальное,

В дно упирая весло.

Душу мою разрывала на части

Несовместимость стихий.

Счастье и горе. Горе и счастье.

Так начинались стихи.

1975

***

Жизнь сурова, но о том не плачу.

С противоречивостью людской

Плачу лишь о том, что быстро трачу

Эти дни с холодной синевой.

Плачу, что тяжелые мгновенья,

Как в песок студеная вода,

Не замедлив мерного движенья,

Сквозь меня уходят навсегда,

Что одна мучительная милость

Сердцу, одинокому везде, –

Гул ветвей и ледяная сырость

Кипарисов, вымокших в дожде.

1975

Миндаль

В феврале зацветает миндаль, –

Словно облако легкого дыма

Уплывает в промытую даль

По отрогам зеленого Крыма.

И, рождая томленье в крови,

Отражается в зыби зеркальной

Ослепительно-горькой, случайной,