Омар Хайям - Рубайят

Все, что есть — только вымысел, сном улетает,
И не избранный тот, кто о том не узнает.
Сядь, испей эту чашу и развеселись!
Пусть тебя сожаленье потом не терзает.

Жизнь, как роспись стенная, тобой создана,
Но картина нелепостей странных полна.
Не могу я быть лучше! Ты сам в своем тигле
Сплав мой создал; тобою мне форма дана.

Лучше уж выпить глоток вина, чем царство завоевать!
Мудрый, всего, что не есть вино, старайся здесь избегать,
Чаша одна превыше в сто раз, чем Фаридунов [59] Фаридун — могущественный царь, персонаж эпической поэмы «Шахнаме» Фирдоуси. престол,
Не захочу я винный кувшин на венец Хосрова сменять.

Ты склонен давать объясненья различным приметам
О чем так тревожно петух голосит пред рассветом?
Он в зеркале утра увидел: еще одна ночь
Ушла невозвратно. А ты не ведал об этом?

Те трое — в глупости своей неимоверной —
Себя светилами познанья чтут наверно.
Ты с ними будь ослом. Для этих трех ослов
Кто вовсе не осел — тот, стало быть, неверный.

Кувшин мой был прежде влюбленным, все муки мои он познал
Кудрей завитками плененный, как я, от любви изнывал.
А ручка на шее кувшина — наверно, когда-то была
Рукою, которою шею возлюбленной он обнимал.

Я к ланитам, подобным розе весной, тянусь.
Я к кувшину с вином и к чаше рукой тянусь.
Прежде чем рассыплется в прах мой живой сосуд,
Долю взять я от радости каждой земной тянусь.

Хайям, если ты вином опьянен, благодарствуй судьбе,
Если с возлюбленной уединен, — благодарствуй судьбе.
Конец, истребленье — явлений всех завершенье,
Пока ты смертью не истреблен, — благодарствуй судьбе.

Коль можешь, не тужи о времени бегущем,
Не отягчай души ни прошлым, ни грядущим.
Сокровища свои потрать, пока ты жив;
Ведь все равно в тот мир предстанешь неимущим.

Ты бери свою долю из круговорота времен
Восседай на престоле веселья, вином опьянев.
Нет заботы аллаху — покорны мы иль непокорны,
Здесь возьми свое счастье; вот смертных извечный закон.

Во сне сказал мне пир [60] Пир — старец, суфийский духовный наставник. : «Покинь свою кровать,
Ведь розу радости нельзя во сне сорвать.
Ты, лежебок, все спишь, а сон подобен смерти.
Встань! Ведь потом века тебе придется спать!»

Долго ли мне тужить о том, что давно решено,
И хорошо ли прожить мне век мой судьбою дано?
Выдохну я этот вдох или нет — и сам я не знаю,
Ну, так скорей в эту чашу чистое лей мне вино!

Открой мне, боже, дверь твоих щедрот,
Дай хлеб и все, чем дольний прах живет,
И до беспамятства мне дай упиться,
Чтоб никаких не ведал я забот.

Где б ни алел тюльпан и роза ни цвела,
Там прежде кровь царей земля в себя впала,
И где бы на земле ни выросла фиалка,
Знай — родинкой она красавицы была.

Чуть утром голубым блеснет просвет окна,
Кристальный мой фиал налейте дополна.
Ведь люди говорят, что истина горька,
Не скрыта ль истина и в горечи вина?

Зачем растить побег тоски и сожаленья?
Читай и изучай лишь книгу наслажденья.
Ты пей, и все свои желанья исполняй!
Ты знаешь сам давно, что жизнь — одно мгновенье.

Не будь беспечен на распутьях дней
И знай: судьба — разбойника страшней.
Судьба тебя халвою угощает, —
Не ешь: смертельный яд в халве у ней!

В обители о двух дверях, чем, смертный, ты обогащен?
Ты, сердце в муках истерзав, на расставанье обречен.
Поистине блажен лишь тот, кто в этот мир не приходил.
Блажен, кто матерью земной для жизни вовсе не рожден.

Смилуйся, боже, над сердцем моим, плененным земной суетой!
Смилуйся над многострадальной моей жизнью, тоской и тщетой!
Ноги прости мои! Это они в майхану уносят меня!
Смилуйся и над моею рукой, что тянется за пиалой!

Ты, мудрец, не слушай люда, что покорствовать небу велят.
Утешайся чистым вином, пусть красавицы радуют взгляд!
Приходившие в этот мир все ушли — один за другим.
И никто не видел нигде возвратившегося назад.

О живущий в плену четырех стихий и семи планет!
Ты — игралище их, ты влачишь ярмо вереницы лет.
Пей вино! Ведь я тысячу раз тебе повторял:
Коль уйдешь, то уйдешь навсегда — и возврата нет!

Здесь каждая пылинка праха, что к ночи на землю легла,
Была частицей тела пери, сияньем юного чела.
Пыль вытирая, осторожно касайся розовых ланит.
Ведь эта пыль благоуханным, быть может, локоном была.

Кувшин, в который наливают вино для грузчиков поденных.
Гончар лепил из плоти шахов, когда-то временем сраженных,
И эта глиняная чаша, что ходит по рукам гуляк,
Возникла из ланит румяных и уст красавиц погребенных.

Мы по желанью не живем ни дня,
Живи в веселье, злобу прочь гоня.
Общайся с мудрым, — ведь твоя основа
Пыль, ветер, капля, искорка огня.

Жизнь печальна моя и дела неустроены.
Мне покоя — все меньше, а беды удвоены.
Восхвалите аллаха! — Без просьб и мольбы
Все мы пить из источника бед удостоены.

Судьбу того решили уж давно,
Кому в песках кручин плестись дано.
Сегодня выдумать предлог нетрудно,
А завтра — будет, как предрешено.

Пока в дорогу странствий не сберешься, — не выйдет ничего,
Пока слезами мук не обольешься — не выйдет ничего.
О чем скорбишь? Покамест, как влюбленный,
Ты от себя совсем не отречешься, — не выйдет ничего

Чуть алою розою ранняя вспыхнет весна,
Вели, мой кумир, чтобы в меру нам дали вина.
О гуриях и о чертогах, о рае и аде
Не думай, все — сказка, все — выдумка только одна.

Ведь каждая тайна — у мудрого в сердце и взоре
Скрываться должна, как Симург [61] Симург — сказочная птица, которая живет на краю света, на горе Каф, окружающей землю, и никогда не показывается людям. среди Кафских нагорий.
От капли, попавшей в жемчужницу — жемчуг родится,
Но это есть таинство сердца глубокого моря.

Не была познанья жажда чуждой сердца моего,
Мало тайн осталось в мире, не доступных для него.
Семьдесят два долгих года размышлял я дни и ночи,
Лишь теперь уразумел я, что не знаю ничего.