Сергей Коняшин - Бригантина в песках

И, прибою аккордами вторя,

Спеть любимую – про корабли…

26 августа 2010 г.

Сана, Йемен

Те, кто видел войну, не хотят быть героями

И не любят считать побеждённых врагов.

Они молятся шёпотом над аналоями,

Оставаясь в тени почерневших крестов.

Беззаботность и дерзкий задор уничтожены

В их спокойно опущенных в землю глазах.

Только вера и честь многократно умножены

В огрубевших от горя и крови сердцах.

Может, в памяти стёрлось, как взрывы рвут небо, но

Их сердца не забыли, что значит война.

Они просто хотят, чтоб войны больше не было,

Чтоб их дети не знали, какая она.

5 ноября 2010 г.

Сана, Йемен

Я давно не был на Соловках.

Видно, север даёт мне тайм-аут.

И теперь вместо птиц в облаках

В моих сжатых от солнца глазах

Отражается злой Хадрамаут.

И когда я охвачен хандрой,

Как в минуты тяжёлой болезни,

На гитаре своей боевой –

Она в Йемене тоже со мной –

Я пою соловецкие песни.

Те, что в нашем надёжном кругу

Так давно мы не пели все вместе

На далёком морском берегу

И под снежную злую пургу.

Я пою их в арабской сиесте –

И мне кажется, что лишь вчера

Я покинул холодные дали,

Где в лесах нас жрала мошкара,

Сквозь норд-осты рвались катера.

Будто только вчера вспоминали,

Как нас в море трепали дожди,

Как нам чайка за бортом кричала.

А мы всё продолжали идти

К появившимся там, впереди,

Накренившимся сваям причала,

Где на рейде толпились суда,

Богомольных паломников полны,

За кормою бурлила вода.

И, пожалуй, уже никогда

Не забудут студёные волны,

Как в тени монастырской стены

Над багрянцем вечернего моря

Звон упругой гитарной струны

Разрывал пелену тишины,

Словно шелесту волн этих вторя.

А мы грелись от углей костра,

Как в одежде из тёплого плиса,

И могли просидеть до утра,

Наплевав на морские ветра

И на вздохи холодного бриза.

Там над морем сгорала заря,

Прорезая лучами оконца,

Купола и дома серебря

И алеющей рябью искря

В переливах закатного солнца.

Но сейчас на тех окнах узор –

Словно севера злые оскалы.

Похоронен в сугробах Фавор,

Слепят снегом глазницы озёр,

И пурга заметает каналы.

И пусть я сейчас в горной Сане,

Иссушающим солнцем согретой,

Но теперь почему-то вдвойне

Очень хочется вырваться мне

В соловецкое первое лето –

В то, где в гладях студёной воды

В тишине векового покоя

Отражаются храм и кресты,

Где струятся молитвы, и ты

Тихо крестишься у аналоя.

И пусть к вере мы часто глухи,

Я надеюсь, в минуты печали

Бог простит мне в том храме грехи

И небрежные эти стихи,

Что недосочинил на причале

Про угрюмый и сумрачный край,

Что не знает чинов и различий,

Где для каждого спрятан свой рай,

Если любишь дорогу и грай

В опустевшем лесу стаи птичьей.

В тот суровый и чистый покой

Будут рваться теперь наши души

Сквозь туман беломорский густой

Над всклокоченной штормом водой

И скупыми обрывками суши.

И я верю – на тех островах,

В нашей дружбой проверенном месте,

На как будто застывших в веках

И в немой тишине Соловках,

Мы ещё соберемся все вместе…

Декабрь 2010 г.

Сана, Йемен

Ноэми А.-Г.

В птичьи трели цветущего мая

Над полями кубанской весны

Я уехал бы, не вспоминая

Этой злой и жестокой Саны,

Чтоб загар на моей смуглой коже

Вызывающе так не темнил.

Но другую судьбу мне, похоже,

Напророчил задумчивый Нил.

И теперь одиноко блуждает

В аравийской пустыне мой взор,

Где кружатся орлиные стаи

Над отрогами треснувших гор.

Здесь аяты седого Корана

Гулко лижут сухую жару,

И заря, будто свежая рана,

Густо кровоточи́т поутру.

И когда с торопливым рассветом

Солнце, словно клинками джамбий 24 24 Джамбия – загнутый кинжал, широко распространённый у южноаравийских племен. ,

Остро бьёт обжигающим светом

В разноцветный узор камарий 25 25 Камария – витраж из разноцветных стёкол над окнами в арабских домах. ,

Я тоскую по шуму прибоя

И по звонкому хрусту камней,

По далёким минутам покоя

И по тихой улыбке твоей.

15 мая 2011 г.

Сана, Йемен

Я прилетел в аэропорт

Опустошённый –

В кривой воронке старый «Форд»

Лежал сожжённый,

На блокпосту у пацана

В руках граната,

И дыры линией в стенах

От автомата.

Дома разбитые кругом

В пыли тонули,

В мешках, наполненных песком,

Блестели пули.

Кровь запеклась на тех мешках

Корой багровой

Вдоль всей дороги в бороздах

Километровой.

В тени обугленных руин

Бродил уныло

Десятилетний бедуин,

И есть просил он.

Среди разбитых изразцов

И сам не знал он,

За что его земля отцов

Так наказала…

3 июля 2011 г.

Сана, Йемен

Как я в детстве мечтал о море,

О крутых штормовых ветрах,

Океанском лихом просторе

И стремительных крейсерах!

Я в багровом хотел рассвете

Через волны лететь вперёд

Лишь туда, где свирепый ветер

В такелаже, как зверь, ревёт,

Чтобы грозный норд-ост бесился

И, как щепку, корабль качал,

И в дрожащей каюте снился

Мне далёкий родной причал.

Но теперь в неприветных странах

Мне жестоко сечёт лицо

Вместо свежих брызг океана

Раскалённый сухой песок.

И, пожалуй, уже другая

Меня больше судьба не ждёт,

Но шальная мечта морская

В моем сердце ещё живёт.

16 августа 2011 г.

Сана, Йемен

Над заливом Свиней по деревьям ударили пули,

Вышибая на жаркий песок размозжённые щепки,

А вдали корабли чёрным дымом от борта блеснули,

Накрывая огнём редких дотов бетонные слепки.

Самолёты кружили в горячем апрельском рассвете,

Расчищая снарядами путь для отрядов десанта.

В лужи грязи и крови валились под взрывами дети,

И по спинам убитых шагала нога оккупанта.

Враг бесчислен, жесток. Он пришёл покарать непокорных –

Не смирившихся с подлостью, жадностью, рабством и ложью,

Отучить от идей о свободе и равенстве вздорных

И заставить их биться, как прежде, угодливой дрожью.

Гробовой тишиною смирили свой стук кастаньеты,

Когда радиодиктор прочёл леденящие вести,

И крестьяне, насупившись, наспех точили мачете

В онемевшей от ужаса душной и знойной сиесте.

Неужели напрасны былые победы и вера?

И запретные книги, что втайне читали запоем?

Разве кровь, что лилась в золотые пески Барадеро,