Сергей Коняшин - Бригантина в песках

Будет попросту смыта кипучим хрустальным прибоем?

Как понятны тогда оказались простому народу

Те слова Че Гевары, что эхом гремят в поколеньях:

«До победы всегда! За Отечество, честь и свободу!

Лучше смерть на ногах, чем позорная жизнь на коленях!»…

Обожжённые пальмы, воронки, руины и трупы –

У свободы всегда послевкусие крови и пота.

В беспощадных сраженьях разбиты ударные группы,

И на корм осьминогам уходят остатки их флота.

Значит, в небе опять разовьётся победное знамя

С той огромной сияющей гордой алмазной звездою,

Его ветер раздует, как свежее вольное пламя,

Над истерзанной в битвах, но всё же свободной страною.

Март 2012 г.

Тринидад – Камагуэй, Куба

Ноэми А.-Г.

Уже скоро сухими песками

Мне в лицо брызнет жаркий хамсин 26 26 Хамсин – песчаная буря в пустыне.

И отрежет от дома штыками

Неприступных скалистых вершин.

Там я вспомню опять твои слёзы

В уголках опечаленных глаз,

Когда в окнах мелькали берёзы

Вдоль змеистых расхлябанных трасс,

Как наш поезд шёл, ход не сбавляя,

А я чётками рвал тишину,

Так привычно уже уезжая

От тебя на чужую войну.

4 августа 2012 г.

Дубай, ОАЭ

Светлой памяти Айдара Т.

В клубах дыма и пыли

Тусклый солнечный блин

Алой кляксой навылет

Прожигает хамсин.

Снова густо дымится

Запах крови вокруг,

И уже не садится

Закурить рядом друг.

К безутешной невесте

Комом горя и слёз

Улетает груз-200

В край дубов и берёз.

А здесь пахнет шафраном,

Перцем, бхуром 27 27 Бхур – арабские благовония. и хной,

И опять караваном

Бродит смерть за спиной,

И опять трассерами

Пули небо чертят,

И опять над горами

Скорбно звёзды блестят.

Будто остановился

Ход судьбы на часах,

Но как я ни крепился,

Ни в сухих голосах

И ни в звоне гитарном,

За тот бешеный срок

Что-то ближе не стал нам

Этот Ближний Восток.

Будто в пепельной хмари

Промелькнули те дни,

И как в старом кошмаре

Повторятся они.

Снова красным закатом

Расцветут облака,

И внезапным раскатом

Прогремит ДШК.

А насупленным утром

В неживой тишине

Запестрят перламутром

Эвкалипты в окне.

И опять с минарета

Прокричит муэдзин

Сквозь багрового цвета

Непроглядный хамсин.

Октябрь 2012 г.

Сана, Йемен

Ноэми А.-Г.

В чёрном небе рассыпаны звёзды,

Мне под ними уже не уснуть –

В трудных мыслях российские вёрсты

Отмеряют обратный мой путь.

Там не раз мне, конечно, приснятся

Под румяной янтарной зарёй

Стаи птиц, что угрюмо кружатся,

Над далёкой бесплодной землёй,

Где, как башня из жарких рубинов

В блеске взрывов гранат и ракет,

Под отчаянный крик муэдзинов

За окном багровел минарет,

Как нас ночью из тёплой постели

Поднимал, грохоча, автомат,

И взбешённые пули свистели,

В стены нам отбивая набат.

И не раз в той лихой круговерти

Под свирепым кипящим свинцом

Мне казалось, что линия смерти

Вокруг нас замыкалась кольцом.

Мне тогда был последним спасеньем

Твой портрет на оглохшей стене –

Он питал моё сердце терпеньем

И мечтой о сияющем дне,

Когда в радостный миг нашей встречи

Я, как будто, шагнув в забытьё,

Обниму тебя крепко за плечи

И шепну тихо имя твоё.

11 января 2013 года

Сана, Йемен

Перевод с арабского 28 28 «Упрёк и угрозы» – четвёртая касыда из поэтического цикла «По дороге к заре» (1967 г.), посвящённого антимонархической революции 26 сентября 1962 г. в Северном Йемене, известного йеменского поэта Абдаллаха аль-Бараддуни (1929-1999 гг.).

Ты пируешь, а я голодаю.

У нас, бедных, вопросы просты:

Почему я деревья сажаю,

Почему я поля орошаю,

Но плоды пожинаешь с них ты?

Почему меня губит работа,

Солнце спину сжигает огнём,

И мой серп пьян от горького пота,

Но богатство в руках у кого-то,

Кто был вором, а стал королём?

Отвечай же мне, подлый правитель!

Мне не нужно молчанья в ответ.

Если нет – пусть Аллах-избавитель

Тебя в адову свергнет обитель,

Где мерзавцам спасения нет.

Я годами назло лихолетью

Твою жадность слезами поил,

А ты строил мечеть за мечетью,

Отнимая железом и плетью

Всё, что я для детей утаил.

Ты с усмешкой царя-изувера.

Растоптал мой несчастный народ.

Умерла в правосудие вера,

И на чёрный прицел револьвера

Уже взят твой зарвавшийся сброд.

Ты себя оградил от лишений,

А меня – от подарков судьбы.

Я не стану просить подношений.

Просто завтра в дыму разрушений

Ты узнаешь, кем были рабы.

Ты зажмуришь в слезах свои веки, –

Гнев в сердцах наших долго вскипал –

И прольются багровые реки,

И твой факел потушит навеки

Революции яростный шквал.

Преступлений твоих день вчерашний

Проклял всей твоей жизни исход.

Ты расставил дозоры и башни,

Разорил наши села и пашни,

Но не смог оковать небосвод.

И когда в грозовом очищеньи

Небеса из немых облаков

Поразят тебя в праведном мщеньи,

Положи все мольбы о прощеньи

Под покров совершённых грехов.

Ты тогда не уйдёшь от ответа

На вопрос, что был задан не зря.

И в лучах золотого рассвета

Я впервые за долгие лета

Прошепчу: «Ты прекрасна, заря!»

6–7 марта 2013 г.

Сана, Йемен

Жил-был старый козёл в Тридевятом лесу.

Жил в достатке, не зная лишений.

Он служил в Генеральном бюро по овсу

В департаменте скотских сношений.

Было толку с него меньше, чем молока,

Но за это козла не винили –

Он держался со всеми по-скотски слегка,

И его за лояльность ценили.

Как обычно бывает, на старости лет

Получил тот козёл назначенье

На высокую должность, в большой кабинет,

На решающее направленье.

Он возглавил Центральный капустный союз,

Переехал в элитное стойло,

И туда спецзаказом возил профсоюз

Ему лучшее сено и пойло.

В той конторе трудился большой коллектив

Из проверенных службой баранов.

И козёл был сперва деликатен, учтив

И исполнен ответственных планов.

У него был помощник – плешивый осёл,

Подхалим, вор и раб алкоголя,

И однажды его взял с собою козёл

На проверку капустного поля.

В золотистых лучах зеленели листы,

Кочаны обнимая на грядке,

И росинки блестели, как слёзы чисты,

На листах в безупречном порядке.

Восхищался капустою долго козёл,

А когда пропустили стаканчик,

Ему вдруг предложил захмелевший осёл: