Елена Талленика - Ночь высокого до. Премия имени Н. С. Гумилёва

не стало этих лет спустя
и грустно вроде бы
и больше не уверовать совсем
в мечту без повода
осталось только детская луна
и небо родины
настало по-собачьи на полу
свернуться молодо

«лишь бы» катится с горочки догнать успеть
если мной будет поймано останусь жить
не дотронется облака игривый ветер
в сонных травах запутался смирен лежит
стал тяжелым туманами обрек зарю
занимается алая а взору хмарь
остается единственно небес царю
не казнить за невольное прошать как встарь
«лишь бы» собрано горсткою: зола и соль
к перекрестку направиться в судьбу швырять
и устать и измучиться за время сов
восковая окалина на досок ряд:
половицы расшатаны ведь я шатун
в пять углов лбом не тычется одна лишь смерть
не страшит если кажется что где-то тут
«лишь бы» катится с горочки должна успеть…

не верю… только я и снюсь
оставив эпителий на щеке как шрам на шее
зачем ты так? прямолинейный враг нежнее к жертве
мы вымрем без любви размножит только плюс
между имен асфальтовой мишени
затоптанная более любовь чем стон блаженный
не верю… только я и снюсь
фотограф держит гранки в сейфе темном
еще не память я еще жива и профиль резок
ты проявляешь их как тайный шифр
в камине вой метели веретённой
решетка и препятствие огню и ей диезом
не верю… только я и снюсь
от имени гарантов совершенства
что провоцируют явление твое в моих цитатах
вне логики вне диалогов норм
без циркового с чувствами мошенства
за то что доводить до слез могла когда-то…

кормлю хурмой свой ноябриный сплин
с медовой мякотью отождествив полезной
на руки взяв уютного кота уединенья
восток восторг дары тугих корзин
долин ферганских и садов Хорезма
сок на ножах уныния – катан и на коленях
люблю тепло я нежность и уют
вечерних разговоров полушепот
я шелковая кожица хурмы и виноградин
не ради… удовольствие люблю
пространства без запретов и решеток
когда моих спокойствий вор тобой украден
чего не ждешь случается легко
медовый сок: силки для тонких пальцев
касание и увязаешь весь: янтарна мякоть
ноябрьский сплин лысеет париком
ни крон густых ни в гнездах постояльцев
но есть хурма – хандры осенней месть
не даст заплакать…

кто сказал о тумане: пролитое молоко
эту взвесь весть небесную по чашкам лить?
пить младенцу сознания засыпая легко
или плакать бессоннице о потерянной нити
о туман! неприкаянна ничьим речам
и молчанию вязкому плыву одна
осторожно на каменных льдах-началах
невесома: как будто цветок лаванд
я невидима оку пороком страсть
я могу раствориться до самых пят
в безразличье обличьем девичьим впасть
и остаться неузнанной для тебя
я могу не пожаловать титул «Смог»
смог! – отчаянье знать о том
кто сказал о тумане пролитое молоко?
дым… безвольно вдыхаю ртом

я иду Маросейкой не рассеянна сосредоточена
я ищу многоточия мостовых вековых
над: в густых облаках серых белых и прочее
уготованный снег ищет пятна травы
он пойдет и вот-вот я его ощущаю межрёберно
пульсом в ямке яремной холодеет безвинно душа
моросящим дождям время вышло октябрь зарёванный
наступать ноябрям а они лишь предзимьем грешат
мне объявлен локдаун за четыре счастливых столетия
на примете у вируса полнокровие каждой строки
разве мой остракизм убедительней правила третьего?
я привитое дерево и должна оставаться таким
мне весной плодоносить вслед тоске Маросейки осенней
обновлением гвалта и певучестью птичьих родин
мал там начатый стих но великому чувству посеян:
никогда без любви и как будто один на один…

притяжение к жесту каждому слову взгляду морщине действию
к первому ставшему нитью серебряной волосу
я отважная небожителю соответствую
от молчания отраженная словом голосом
притяжение: с ним не справиться не унять не отнять жива – люби!
просто так не случается у дня год страж
ради ночи единственной фре египетской данник себя убил
взяв за ней смерть в приданое и я туда ж
звездочет в подземелье не знающий звезд иных – итожь
так должно – отвечаю трехкнижию едва прочтя
на крылечке златом восседали: царь бог и вождь
а я мимо я – мимо не учтивая не учтя
нет законов: без правил бесправие: любил – умри
олененок мне на надгробие – не постамент!
олененок с глазами грустными в размер Таврид
у воды мертвой мраморной – живой взамен…

танцующий на стеклах в темноте всегда один
и я одна больное одиночество свое танцую
мне зрителей придумает каданс
дуэтный выход нарисует тень
сердечное расплющено в груди под стон Мацуи
у странных женщин бабочковый глаз
нельзя смотреть в полуденное солнце
нельзя смотреться в дикую луну под луч фонарный
ослепнешь – жизни ветер не придаст
не понесет сложённую бороться
и не оставит к бедрышку прильнув терпеть Канары
ожившему счастливым не сойти
счастливое – зловещий флер обмана
не привлекательней коричневый загар когда есть черный
танцующий на стеклах в темноте
никем не видим не опознан в ранах
когда мне для любви одна Саган – быть обреченной…

думаешь я когда-нибудь отпущу тебя – никогда
мы состаримся вместе годам городам
водам гольфстримовым океанами переплетясь
возлюбившие парусник как дитя
в становлении духа экстримовом
никому не отдам за тоску одиночества и отчаянный вызов смертям
думаешь я когда-нибудь разлюблю тебя – никогда
я слагаю истории в них горда называться твоей
парусов оберегами номион романтический дан
океановой истине за красу поглощенных морей
красота – не божественна красота столяра прищур
думаешь я когда-нибудь отомщу тебе – никогда
успевая отказывать двух песчинок дождусь в пращу
просочив через длань свою и слепа и давно седа
думаешь мне аукнется интуиция выбора последних лет
уставая отказывать добилась искусств:
наслагала историй: беспростынно лежат на столе
в них то бабье то девичье то твоих поцелуев укусы…

подруга ветра и самоубийц свет лунный млечен
могу не говорить о естестве и донной боли
философ – зарекает от любви нечеловечной
не оставляя призрачных надежд быть кем-то понятой
в глубь сердца путешествует стрела: всему открыта
мой лучник не удачливый стрелок он просто лучший
другие: суть охотничьих свистков капканных пыток
его винить за дождь в дождливый день и черень тучи
не обвиняю – я ношу мишень как крест на шее
на белом платье – алое пятно: не промахнуться
луна Конфуций затянула мне тоски – ошейник
успев до появления облаков на небе куцем
успев до оперения стрелы и крика боли
не важно кто кого опередил важны потери
отозванные гончие хрипят но ты – не волен
на белом платье – алое пятно и крест на теле…