Елена Талленика - Ночь высокого до. Премия имени Н. С. Гумилёва

я нашла изумруд а потом утопила в болоте
изумруд «дурмузи» из сокровищниц юного шаха
этой правде два дня: я нашла изумруд за полшага
до разрытого рва на зеленых травинках полотен
я могла сомневаться но сомненья рассеялись тут же
вслед за ним аметист соразмерный ладони менялы
я его обменяла на историю вещи ненужной
ибо тучны дары: жеребцы мыльной шкурой линялы
не товар не базар: в ноги дань побежденного войска
рассупонив мешки по траве покатили каменья
я могла сомневаться но сомненья оставлены свойством:
преломляться лучу сквозь его изумрудные звенья
на второй указав: больше вес да и цвет зеленее
ров по всей глубине взял в кольцо слободу и свободу
я теперь не свободна: я три камня каратных имею
аметист изумруд «дурмузи» с красотой не угодной
а иначе зачем по причине какой несусветной?
были брошены в пыль под копытами ахалтекинцев
и не найдены в ней воровскою порою рассветной
по прошествии ночи в слободе православной столицы?
кем дарованы мне? семь столетий проросшие травно
сохранили от глаз от людской любопытной породы
но любя быть свободной: поднимаю и с грацией плавной
посылаю обратно очередно бросая в болото
самым старым обрядом избавляясь от всяких излишеств
никому не принес «дурмузи» богоданного счастья
прикоснувшись к истории хороню в уготованной нише
под болотною тиной зеленей изумрудных исчадий…

семя сомнений прячу от света готово в рост
как его сдержишь? единственный способ не в этот раз
крошечно не идеален уход и прост
но будет всхожесть и пик урожайный поместно даст
в разных условиях…
всё буйным цветом а ведь вставала за час до сна
не было ленью просто усталость и естество
семя сомнений сорт не редчайший но кто бы знал
что разрастется и так укроет густой листвой
в век богословия…
мой грех: сомненья в Его всесилии брали верх
столько молилась сузив углами жилищ уют
загнанной снилось что прекращаю и жизнь и бег
и отправляюсь туда где прощают и всем дают
ловят на слове…
где нет нужды повторять и просить Его сотни раз
знает о каждом вошедший каждый дитя не гость
семя сомнений за это знала с лихвой воздаст
и отлучит никогда не исполнив и доли просьб
иже присн о е…
время: песчинки сквозь пальцы: их счел мудрец
многое видится дальше и глубже началу дня
каждому сроку когда-то внезапный придет конец
те кто любил будут ближе чем рядом и значит Он внял
все наносное…

едины всем дочь море ты я любовалась образом стихии
волны всепоглощающей напор был совершенен
ты убегал с ребенком на руках от натиска ее ничуть не хилый
но уязвим но так вселенски мал когда зев вспенен
волна набрасывалась прижимался пес
ничейной брошенкой моей земной натуры
себя вблизи никто не рассмотрел и с расстоянья
мне посчастливилось с улыбкой наблюдать
тебе была волной ребенку няней
собаке развивающей инстинкт маскулатурой
у той картины можно замереть на триста вдохов счастья неземного
собака море дочка и отец и неба купол
я написала для себя ее беречь в уютном сердце чувством новым
любовью нежной к дочери твоей хоть это глупо
я написала для тебя ее запомня неизбывность обстоятельств
ребенок оставляющий следы: и мой ребенок
за этим невозможно наблюдать не принося для каждой слезки jааtis 2 2 jааtis (эстонский) – мороженое.
на руки взяв – утешив не прижать в тебя влюбленной…

на подступах к земному бытию строкой небесна
жил-был итог и то как возмужал уже: бессмертью
я не считаю без тебя года слезой не лестна
я просто нанизала естество на жизни вертел
я существую на пороге дат травой ковыльей
я проросла и навевать могу тоску по счастью
сопротивляясь я мозолю глаз вчерашней былью
никто не вытоптал: в траве из трещин в рост
цветок редчайший
как дождь питает с облаков смотри благословенен
как выжигает солнечная ярь и время засух
чужой не тронул и не под ступни
в час вдохновений алеющей помадой лепестков
лежу на трассах…

я начинаю привыкать к судьбе я начинаю праздновать сегодня
свет новогодний перешел рубеж в моем зачатьи что то усмотрев
на полминуты заглянув к тебе остался на день для рожденья годен
как белоснежный аист в небе – пеш с отметиною алой на крыле
мы лентой перевязаны одной одной перепелёнуты простынкой
из ложечки накормлены в два рта подружкой аистиной Алконост
крещенные в купели ледяной в семи ветрах ни разу не простыли
между рождениями день прокоротав с одной отметки уходили в рост
я начинаю привыкать к судьбе я начинаю праздновать с полудня
приметами дарованной любви сегодня объявляя: родилась!
ах если б аист на чуть-чуть успел не заблудился в карусельных буднях —
щипнул двойняшкам из гнезда травин: тугую на запястье перевязь…

она кормила волка стоя к лесу
в глаза смотрел забыв про всё казалось
но острия зубов грозили болью
из одиноких он не знал любви
она кормила говорила место
в его глазах читала всем доволен
обманываясь что судьбу связала
не с братом волчьим что уйдет сдавив
она ждала лес никуда не делся
болели руки от его укусов
он тоже ждал лес никуда не делся
прогулочное место без волков
в ее ладонях поднималось тесто
все больше больше извращало вкусом
седея шкурой под рукой вертелся
пытаясь рассмотреть из-за боков
в один момент он выдал горе воем
увидев сон о красном снегопаде
она спала растрепанные пряди
измотана предчувствием: сбежит
а он лобаст понурой головою
не примирим с тоской и не всеяден
завыл на снег в следах кровавых пятен
забыв что волка ноги кормят если жив
пришла весна и погнала оленя
пришла весна и погнала лосиху
пришла весна и погнала косулю
и волка молодого по следам
зеленый лес в конце зимы – поленья
в печи дрова потрескивают тихо
он у двери она замки рисует
в тревожном ожидании седа
и кормит кормит! фарширует рыбу
хрустеть мослом ему не позволяя
в нелегкий час взывает к божьей власти
сжигая шкуру серую как день
а он лобаст понурой головою
перед огнем стареет волчьей пастью
взгляд по углам: куда бы сплюнуть кости
и тушку зайца незаметно деть…

это так странно водой акведуков
полнятся плошка-ведро-корыто
детство в останках открыток мнится
кожа в петроглифах тех веснушек
как это странно тогда быть юным
в древнем году а сейчас иконится
свет монитора когда закрыты
лица представивших богу души
это так странно прожитое время мять
мять умещая в горошиной ставший мякиш
брякнешь ключами: и меньше оконных пятен
меньше… как странно
как будто без слез не взглянешь
наменянаменянаменя…