Владимир Коблов - На краю октября. Премия имени Н.С. Гумилёва

И сложились они из букв
Прописных, девчоночьих, лёгких…
Вроде близких, но и далёких,
Из которых рождается звук…

И не важно, их сколько штук…
Важно, сколько совсем не строгих…

Я уважаю искренность строки,
В которой пульс чувствительности полон.
Как часто с ним бываем мы строги…
А чувства там довольно высоки,
И потому вкус крови нашей солон…

Она течёт, пульсируя, не зря.
Похожи с ней у нас земные реки,
Готовые отдать себя в моря,
Нисколечко при этом не мудря.
И потому живут библиотеки…

Я уважаю право говорить.
В нём обнажённость фраз неумолимо
Ведёт к клубку, где путеводна нить…
К источнику, с которого испить
Бывает важно, пусть порой незримо…

Источник – для причастия всего.
Глотка хватает после искушенья
Известного, мужского, одного.
Но «яблочная» память моего
Сознания находится с похмелья…

Я уважаю искренность в словах,
Где откровенность завсегда почётна
Сохранностью в различных словарях
И смелостью создателей в стихах.
И лёгкостью своей так мимолётна…

Но оттиск той единственной строки,
В которой пульс так искренностью полон,
Зайти способен в сердца уголки
И пробудить живые родники,
В которых вкус у крови нашей солон…

Снега и солнце, думы и молва…
А образы встают совсем нагие!
И те, и эти, третьи и другие
Одеть пытаюсь в нужные слова…

Там с радостью целуется печаль…
И это между строк и многоточий…
Признаюсь, что приятно это очень…
Наряды разные… Похожи на спираль…

Но чтобы допуск к образам продлить,
Без навигатора остаться в этой бездне,
Я с осторожностью лавирую полезной,
Стараясь сам им всем не навредить…

И потому не годен эпатаж
В моём движенье к видимой мной цели.
Он на ступеньку ниже всей капели,
В глазах которой – по весне – кураж…

Но проводник в моих виденьях нужен,
Чтоб не остаться где-то между тайн.
Возможно, он покажет тайны край,
И я его там приглашу на ужин…

А он возьмёт, расскажет о себе,
Раскрыв глаза мои от изумленья.
И я, накладывая щедро угощенье,
Запомню, что вещал он о судьбе…

Шепнул в подарок мне на ушко слово
Тот проводник, что всё же был со мной.
Раскрой, пошив тем словом весь ручной.
И вот одежда образам готова…

Всепроникающее солнце.
Улыбки Бога. Свет и тьма.
И деревенское оконце. И дождь.
А после – чистота.
Размытость чёткости в кумире.
Вопрос вопросов. Немота.
И жизнь своя в подлунном мире.
И широта. И долгота.

Ответ, звучащий без вопроса.
Смешенье красок. И закат.
И лист бумаги – без доноса.
Отец. И нерождённый брат.
И ожидание рассвета.
Печатью подтверждённый факт.
И сквозь века звучат заветы.
Театры. Пьесы. И антракт.

Полёт шмеля. Мороз и звёзды.
Оплавлен воск. Свеча горит.
И осознанье слова поздно .
Есть парафин. И есть гранит.
Объёмы – в малом. Миг наполнен.
Впустивший музыку звучит.
Гремящий мир вокруг безмолвен.
Гитара. Струны. Меч и щит.
Друзья. Враги. И чьи-то дети.
Война. И майский соловей.
И сплетены зачем-то сети.
И дом заброшенный. Ничей.
Занесены в тома законы.
Надеты шмотки помодней.
Огонь лампадный – у иконы.
И чьи-то души – перед ней.

С рассветом – солнечные блики.
До ночи спряталась луна.
Перестановки. Лица. Лики.
Всему возможность быть дана.
Земная ось. И жизни повесть
в архивы лет занесена.
Дана зачем-то людям совесть.
Которой ночью – не до сна…

Хоровод из листьев на снегу
Нам принёс изменчивый ноябрь.
Он похож собою на корабль.
Рулевой забыт на берегу…

Но на мостик вышел капитан
И назначил одного из нас.
Оставлять приходится Парнас.
Отставлять приходится стакан.

Пусть бокал окажется в руке
У тебя в каюте за столом.
Управляя нашим кораблём,
Не забыли и о коньяке…

Рулевым покорно отстою,
Даже если нас накроет шторм.
Наш корабль уверенно ведом.
Я в команде также состою.

А затем спущусь к тебе в уют…
Обниму хмельную от души…
Спорить с этим только не спеши.
Нам с тобой ещё о нас споют.

Пригласим на палубу друзей.
И наполним трюм у корабля.
И под вальс из листьев ноября
Станешь ты счастливей и хмельней.

Изморось… Не всегда.
Вторые идут полгода.
Осенняя в норме погода.
Не надобно ей штрих-кода,
Чтоб устояться. Да…

А я не противлюсь. Нет.
Надо, так значит, надо.
Достойная очень награда.
Плечо оголила монада*,
Чуть приоткрыв корсет…

Батюшки! Вот те на…
Знаешь ли ты мой возраст?
В нём – отсыревший хворост…
К тому же, давно не холост.
Любовь? Да, конечно. Нужна…

Так вот какие дела
У этого времени года…
Осенняя в норме погода.
Плечом без отметки штрих-кода
Монада при мне повела…

*Монада – божество, или первое существо,
Единица или единое, как неделимое.

О чём молчит ночная тишина?
К чему идёт во мне сейчас причастье?
Я – весь молчанию отдавшийся во власть и
Растворён там до неведомого дна.

«Мы – дома…» – голос ныне слышен.
Как видимое можно совместить?
Сегодня завтрашнее искренне простить
И наблюдать за ростом новых вишен?

Но на тропинке тянется побег,
Привычную дорогу преграждая.
Садовник, он тебя предупреждает
О временности сотворённых вех.

Молитвы за прекрасное Земли
Вокруг неё в пространстве обитают.
Коснувшись края, те молитвы тают.
И вот уже ветра их замели.

Звучит в молчанье только тишина,
Делимая на составные части.
Дыханию одной из них подвластен,
Я – резонанс сегодняшнего дня.

Смотрю в окно: собаки, снег, кусты…
И снегири с синичками на ветках.
Отсутствуют намёки суеты.
А вечером сюда придёшь и ты.
И мы обнимемся опять с тобою крепко.

Переднее сиденье у авто.
И в лобовом: дорога, осень, утро.
На днях о чёрном говорили мы пальто.
И белый шарф к нему – конечно, то!
И зонтик-трость опорой стал бы мудро…

Вечерний час: дежурство, сад, крыльцо.
И звуки отовсюду так понятны.
А летом пахло здесь цветочною пыльцой…
И запахи ложились на лицо…
Здесь каждый запах, как и слово, внятен…