Борис Михин - Ассоциации явных полярностей. Полярности явных ассоциаций

На кучках культуры различных формаций
кровавые знаки натур человечьих.
Я видел их, и, рапортуя по рации,
не знаю – награда мы или увечье.

Помнишь песню «В тёмном лесе»?
Отрясая страх и дрожь,
В тёмном лесе Герман Гессе

Мечет бисер – звёзды всходят,
Мириады ясных звёзд!
В зимнем небе – зверский холод
Выстужает Млечный мост.

В зимнем лесе – злая вьюга.
На полуночном мосту,
Не взирая друг на друга,
Звёзды мёрзнут на посту.

Чтоб шальной кометы глиссер
Не волок по небу хвост —
Не мечите мелкий бисер,
Не расшатывайте звёзд!

Не преодолевая, а катясь,
а верхнее – суть постороннее,
ведь их костяк доподлинно хотят
перекачать любовь стероидами,
и пусть царит, нелепо.
Облака
похожи на течение секреций,
отсутствие в пределе потолка
мешает жить.
Да что уж там, – согреться бы.

Но те и эти, будто в темноте,
подменят вечное копейками.
А помнишь, как, огромное надев,
по бесконечному мы бегали?

А живу я,
Будто лечу, —
Крылья под ветром гнутся,
Сердце зашлось,
Крикнуть хочу
И не могу очнуться!

Будто лечу
В тартарары,
Но о земном печалюсь.
Крылья свело.
Ох, до поры
Вороны раскричались.

Будто лечу
В мире ином
Против своей воли.
Но упаду
Я на земном
Поле.

А где взять сил смотреть на прочих,
когда нет ближних между дальних,
как будто ближних не раздали,
как будто жизнь твоя порочна,
а в то же время, в то же время,
ориентированным, мглистым,
напоминая аутиста,
знать о высоком не наверно.

А в эмоциональных буднях
искать большую беспредметность,
не помнить, выходя, про двери
и ненавидеть обоюдных.

А толку сетовать (ведь жило
и радовалось каждодневно)
об оголённой сути нервов,
о что иначе не сложилось.

Хоронили девочку Анюту,
Плакали подружки и родня.
Не переставая на минуту,
Плакал дождик посредине дня.
Тучи беспросветные нависли,
Гром прогрохотал в прощальный час.

Мачеха оскалилась по лисьи,
Ухмыльнулась уголками глаз.

Империя пала.
Причина для самоубийств.
А как быть иным, не имеющим данную склонность (?),
и вдоль стрелы времени мерно шагают колонны,
и, знаете, им этот путь вовсе не зашибись.

Смешной подобрался на слабой Земле контингент:
двуполый, разумный, но разум скрывающий в перьях
помпезных, жестоких, всегда проходящих империй.

В теньке у дороги, найдя в пыли древний тенге,
погонщик Ли мудро, коаноподобно молчал,
спокойствие Ци от него расходилось кругами.
Луны оригами.
Вибрации ноты варгана.
Всё будет.
Всё было.
И Ли – не в колонне.
И чай.

Летит, летит комета
Из Ветхого завета.
Ошпаренный гонец
Ревмя ревёт: «Конец!»

Прикажете бояться,
Травиться и стреляться?
Прикажите топиться?
Куда мне торопиться! —

Уеду на катере
К чёртовой матери!

Влача.
Бессовестно кровоточат,
поскольку (как всегда) не проторён; а
погонщик Ли, помешивая чай,
смотрел на горы умиротворённо.

Яд ягод Ча немного помогал
не обращать на. Рядом с низким солнцем
луна. Край миски сколот. На лугах
роса. Сансары ободок поклоцан.

Опять же, вышибая клином клин,
и ликом чуть напоминая бога,
чай освящал глотком погонщик Ли,
под ним мир гравитационно прогнут.

Сорвётся стылая звезда,
Сорвётся лист, сорвётся слово, —
Всё будет завтра, как всегда,
И послезавтра будет снова.

Всё повторится в простоте:
В ночи с гнезда сорвётся птица
И растворится в темноте,
Чтоб никогда не повториться.

Всегда не любил патронажных да шефских,
фальшивых аккордов и стульев в проходах,
смотря с отвращением, даже с насмешкой
на брачные игры пространств и драконов,
на ногти, обкусанные экзальтацией.

Всегда не любил д/туши без интеллекта.
И стоит напомнить (чего уж пластаться),
друзей не бывает по определению.

Пунктиром неон, бронированность взглядов
и гипертрофированные потуги.
Всегда не любил —
если с силой и лязгнув,
но если слабей – скромно глазки потупив.

Козлобородые шумеры
От безвременья не спасут:
«Ты не достоин высшей меры,
Ты обречён на самосуд».

Ты выживешь. И тамплиеры
Тебя признают:
«Камчадал,
Ты не достоин высшей меры,
Ты безнадёжно опоздал».

И возрыдают староверы —
Твоя мужицкая тщета:
«Ты не достоин высшей меры,
Ты опоздал на полперста».

Ты выл, ты жилы рвал и вожжи!
Ты был всегда на полгруди,
Всегда на полприщура позже,
На полувздоха позади.

Но грянул час. Ты скинул бремя,
Ты высоко вознёсся вдруг,
Своё опережая время
На целый круг!

Ты удостоен высшей меры.
А смерть изгрызла удила
И в срок, как говорят шумеры,
Вслед за тобой с венком пришла.

Груба судьба.
Пора бай-бай,
пусть дым ничтожности пластами.
Из всех возможностей остались
дружить и сложно убивать.

И кажется – ещё наддать,
но слишком многие подсдались.
Пока что это просто данность,
бездоказательное да.

Душа моя, скажите, ведь
зачем-то мы не встретим сонмы
прекрасного, и в завтра сонном
дверь есть.
Но будто бы и нет.

Гудит паром, скрипит паром,
Трещит паром брусчатый.
Храпит Харон, трубит Харон,
Мертвецким сном объятый.

И рёв, и стон со всех сторон,
И ветер свищет в уши:
«Проснись, Харон! Подай паром!
Явись по наши души!»

На заберег со всех сторон
Народ стекает с улиц:
«Настало время похорон!
Проснись, проснись, безумец!»