Римид Нигачрок - Ангел целующий. Сборник

Отговорила страстным языком,
Сумятицу наружу выметая,
В одеждах рваных нищенка святая,
Спугни нечаянно, поднимется легко
Не птицей, облаком горячечного пара
Под небеса, и раствориться даром.

«Сейчас» относится к далекому былому,
Не быль, а сказка в розовой накидке,
Но только мост обратный, вижу, сломан,
Не утолить мечтательным напитком
Желанье страсти к дальнему пределу,
И «захочу – сумею» вычеркнуто мелом.

Заговорила зубы нищенка святая
Любви, и ненависть изящная в дремоте,
Самоотверженность надеждой воспитает:
Вы к Богу безутешные придете,
А он, врачующий, водой живой окатит,
И заискрится ваше сношенное платье!..

Мама бредила Амылом,
Кужебар ей снился сказкой,
Будто ноги в речке мыла,
И воды холодной ласка
Боль в руках могла утешить,
То себя увидит пешей,

Босой ветряной девчонкой
На покосе, в поле, в хате,
В кринке квас, в горшке толченка,
Сапог чинит – стучит батя…
Под щекой, проснется, мокро,
Так тоскливо, одиноко,

Что завыла б волком диким,
Но за стенкой дети, встанет,
Сновиденья смахнет блики…
За окном морозец ранний.
Печь затопит, папироску
Закурив, и в тазик плоский

Крошит курам корм, а чушке
Шелуху с крупой заводит,
И прикрыв на печке вьюшку,
Говорит: вставай, Володя,
Заодно толкни и брата.
Мам, ворчу я, рановато,

Только семь, посплю чуток,
Про контрольную подумал,
И заснуть уже не смог,
Но недолго был угрюмым,
Напишу – трояк законный,
Будто с плеч я сбросил тонну,

Прыг с постели словно кошка,
Эй, вставай, трясу я брата,
Мамка сделала окрошку,
Один съем, он чуть не матом
Огрызнулся. Иди к бесу!..
А проспишь – без интереса.

Мама вымыла посуду,
Глянув мельком в образок:
На Амыл я съезжу, будут
Деньги если, хоть разок,
Там бы в земельку мне лечь,
Все заботы, горе с плеч…

Прохладно в душа, потаённые
И чувства в тройном состоянии:
Красное с желтым зеленое…
И запашок… смешанный тянет.
Если есть измененья снаружи,
Беглый взгляд их не обнаружит.

Под слоем подшёрстки шерсти
Души кожи холодность металла,
Мысли вольные с мнимой честью,
Им перечить, так выпустят жала.
В дрёме духу гореть омертвело
Невозможно, покинет он тело…

Внешний мир в золотом ореоле,
Пляшут тени людей-однодневок,
Навязали им пошлые роли
Забавляться любовью и гневом.
Знобит душу от жара, коробит,
А мыслишки под черепом дробью

Не пронзают, а сыплются горстью,
Испарятся до дна и бесследно.
Так в прихожей нежданные гости
Улыбаются лицами медными,
За столом же спадет позолота
Хвастовства, и тревоги-заботы

Мельтешат в облаках сигаретных…
Скучно, тошно – слова одиночек,
Длинна речь, разговор неконкретный,
Потопить душа в жалобах хочет.
Так улыбкой скрывают прохладу,
Было время, а нынче не надо…

Карл Иваныч, напоследок помирать поедем в Нижний.
«Ах, Наташа, надоело неприкаянными ездить.
В Коми жили – далеко, в Абакане жили – ближе.
И заешь, не соглашусь, и добьешь меня, не слезешь»

Дом продали в Новостройке, детей вызвали помочь,
На Амыл рванули скопом, а там брошены деревни.
Возвращаться надо мама, но куда? спросила дочь…
И Наташа чуть не плачет, Карл молчит в недоумении.

Едем Коля в Стрежевой, поживем пока что с Аней,
Дети строятся на юге, большой дом в два этажа,
К ним и мы переберемся. «Как обузой им мы станем?
Витя с Ритой – кот с собакой, избегут ли дележа?»

Что же делать, Карл Иваныч, ты прости меня дурную.
«Век мы бегаем по кругу, поменяли десять мест,
То на север, то на юг, где нам лучше, не пойму я,
Там и тут одно и то же, те же степи, реки, лес…

Тебе Шура говорила, оставайся здесь, в поселке,
Дом, хозяйство, всё имели, потихоньку бы и жили»
Было, каюсь, Карл Иваныч, упрекать меня без толку,
Умереть-то мне хотелось, родилась где, на Амыле…

Ничего нового, а повторы желанны,
Тот же рассвет, душа млеет, и странно
Смотреть, как горизонт розовеет,
Ночь вцепилась за гору левее,
А над степью край солнца дугою
В короне лучистом, тайну откроет,
Ждешь, были миллиарды повторов
И до меня, и после рассветов скорых.

А весна?.. Что за прелесть, пора!..
Старики появились, орет детвора
Черте что, пробежаться по лужам
Им за счастье; ковер гулко утюжит
Мужик палкой сердито и долго;
А другой моет старую «Волгу».

Ничего необычного, целуется пара,
Букет роз несет парень в подарок,
Или так, от весны настроенье,
Не жалко ни туфель, ни денег.

Лето жаркое и… промелькнуло,
Плечи, руки в загаре, и скулы,
Как побреешься, бледные щеки;
Воробьи с голубями затеяли склоки,
Ломоть хлеба крадут из-под носа;
Малыш по травке бегает босой.

Вот и осень опять золотистая,
Неба синь бесконечная, чистая,
А под вечер тяжелые тучи,
Дождь со снегом холодный, колючий…

Снова всё повторится, но кроме
Детства, юности, … кости уж ломит
От усталости, от ревматизма,
Мысли с чувствами в антагонизме,
Над тобою природа с издевкой
Насмехается подло и ловко:
«Вечно я молода, неизменна,
А тебя прогоню я со сцены,
Внуки старую пошлую пьесу
Разыграют опять с интересом»

Я не против Бога, двумя руками за,
Не за бога-мифа, не за образа.
А слепая вера мне смущает совесть,
Слышу я невольно нестыковки в слове.

Я не богохульник и не богоборец,
Истину хотелось обрести мне в споре,
Ум мой ограничен, но не глуп, не слеп,
Он желает знаний, как духовный хлеб.

Крест, животворящий я не отрицаю,
Не воскресну после, как придет Косая,
Лишь для сына Бога было исключенье:
Нужно на примере подкрепить ученье.

Теософ-философ ищет оправданье
Богу как идее, замыслу создания,
Успокоить совесть, устранить сомненья,
Сводит несводимое воедино гений.

Доброе и злое мирит он любовью,
И противоречие разрешит любое,
Мол, несовершенен наш пока что разум,
Провиденье Бога не поймем мы сразу.

Слепо верить надо, подчиняясь воле
Нашему создателю, облегчаешь долю,
Божий страх удержит от греха, паденья
И тому подобное лишь недоуменье

Вызывает в духе, массу вопрошаний,
Чтобы откровенья усвоить содержанье
Комментарий нужен ясный и толковый.
Склонен к диалектике, верить я готовый.