Римид Нигачрок - Ангел целующий. Сборник

Её сестра вбегает в зал и сходу,
Найдя меня глазами, доложила:
Альбом прислали раньше на полгода,
На картах я в субботу ворожила,
Потом посмотришь, вечером отдам.
«Альбом, посылка? что за ерунда!..»

За мной идет, минута на минуту
Появится, забудешь всё на свете —
Сюрприз!.. «Её с другой не спутать
В толпе, и в темноте могу приметить,
Почувствую присутствие вблизи»
Ей голову вскружил ты, паразит!..

В коротком платье молода, стройна,
В зал шаг, другой и сразу огляделась,
Заметила, рукой приветствует она,
Порыв, улыбку, сдерживает тело,
Здесь полумрак скрывает посторонних,
Но слышен шепот, если что уронят.

Сиденье тесное, а всё-таки уютно,
Переплелись и слились воедино,
Огромным зал казался в свете мутном,
И редко кто шагнет на середину,
Не музыка, не лекция с трибуны,
А говор и звучат чуть тронутые струны.

Сестра её?.. Она имеет брата,
С которым лишь заочно я знаком,
От тех времен пошел десяток пятый,
Жизнь развела навечно, далеко,
А сон, как явь, почти не отличимые,
Дарует встречу, столь необходимую.

Тепло, уютно нежится в постели,
Но до рассвета несколько часов,
И прогоняя сон, бессвязно зашумели
Мыслишки чувств, накинули засов
На двери в зал, где встреча состоялась,
Прильнула не она ко мне, а одеяло.

Было всё, и состоялось,
Одни только повторения,
Душа страстная, но вяло
Начиналось в ней горенье,
Налетел раздуть бы вихрь,
Но усталый он и тихий.

Угольки в золе горячие,
Пищу ждет давно уж пламя,
Заробеет, душа спрячет
Свой порыв, зажав тисками,
От предчувствий неутешна,
Не хочу, твердит, быть грешной.

Виден финиш ей по старту,
Не завидует влюбленным,
Нагадают счастье карты,
Чтоб не ждали слёз соленых,
Было всё, одни повторы,
Загрустить заранее впору.

Ты не раз на твердь вступаешь,
Слышен голос интуиции,
Разум боль пронзит тупая,
Душа знает – не боится,
То, что в общем-то не ново,
Повторить она готова.

Лет сто пройдет, да был бы только жив,
Как наберусь ума и опыта в достатке,
Куда идти верней, мне, боже, подскажи,
Не уксус пить, испить напиток сладкий.

Дурное, что маячит за спиной, переиначить
На новый лад и так, чтоб верить самому,
И скакуна запрячь, прогнав хромую клячу,
Лет сто скакать, куда?.. пока я не пойму.

Но мне отмерена цепочка лет, гремящая
По вольной молодости музыку без нот,
А зазвучи мелодия, когда по-настоящему,
На склоне лет, душа лишь воет, не поет.

Лет сто – не век, условная отсечка,
Кому-то век до первой грозной сечи,
Ты пистолет к виску, а он дает осечку,
Твой век, поймешь, короток, но и вечен.

Над пропастью ты любишь на скаку,
Рискуя напоказ, играешь роль героя,
Сжечь страсти годы порохом влекут,
Неведомо куда несешься в гуще роя.

Сто лет пройдет, да был бы только жив,
Как миг один, как сон дурной и сладкий,
А вспомнить нечего, одни лишь миражи,
Я жизнь играл, играл ли с нею в прядки?

Чем дольше удерживал канаты
Сетей – минувших дней улов,
Кошель, в разрывах и заплатах,
Теченьем на мелководье увело.
На берег сеть тянуть пустую,
Зачем? отдам добычу струям…

На островах, травой заросших,
Видна изба, забор, загон, сараи,
Корова с боталом, и лошадь,
На берегу детишек голых стая…
Заволокло видение туманом,
Явь, грёза?.. Я гадать не стану.

За миг до смерти, говорят,
Вся жизнь предстанет наяву,
И то, что вспомнить ты не рад,
И что не мог забыть, … зовут

Родные с детства голоса…
Миф, сказка, выдумка, намек —
За гробом здравствует душа,
Чтоб ты уйти спокойно смог.

Кто пожелает воплотиться,
Тому дают испить забвенье
Напиток, и молодой душою-птицей
Слетает в плоть, а в ней как пленник
Страдает век, и век стремится
К свободе, что на небе мнится.

Твоя судьба, она принадлежит
Тебе при жизни – богу даром,
Сетей, дней бывших, не держи,
Доверь ты вечности подарок…

Что может увидеть нового
По дороге знакомой идущий?
Валун ли нависший, суровый,
На вершине застрявшие тучи,
Ручей вечно молодо звонкий,
Паутина блестящая тонкая.

Ствол старой засохшей осины,
Пещерка, нора ли барсучья,
В тумане белёсом лощина,
Завалы березовых сучьев.
Что может услышать нового
Спутник к открытьям готовый?

Кукушкину в роще считалку,
Пугливой сороки трещотку,
Крик птицы невидимой жалкий,
Дятла стук дробный и четкий,
Журчанье в камнях родника,
Рев, выстрел ли издалека…

Это в диких лесах, а в бетонных
Лесах из коробок и башен
Сирен звук и шум монотонный,
Поток перекрестков бесстрашен,
Светофоров миганье, рекламы,
С собачкой идущую даму.

Такси и маршрутки спешащие,
Дремлющий дед на балконе,
Брошенный с мусором ящик,
Смиренный скучающий пони…
Дорогой идущий прохожий
Увидеть, услышать все может.

В свои вглядываясь руки,
Я вспомнил руки мамы,
Почти с прозрачной кожей
До кости, жилок самых,

Коричневые пятна,
Разбрызганные щедро,
Не смыть мочалкой мыльной,
Не оттереть без следа.

Трудились руки годы —
Вязали, пряли, шили;
Вскопать, полить, проредить,
Всё было им по силе.

Ладонь груба, в мозолях,
Возьмет горячий уголь,
Чтоб подкурить неспешно.
Мам, крикнешь с перепугу,
Бросай ты, обожжешься!

Да нет, сыночек, скажет,
Мертва на пальцах кожа,
Не чувствую я боли,
А ты будь осторожен.

Ладошкою шершавой
Мне волосы причешет,
И жар проникнет в сердце,
Без слова я утешен…

Свои гляжу я руки,
Не скажешь деда старого,
Седьмой десяток, тоже
Трудились ведь недаром,

Не молодая кожа,
И пятнышек с полдюжины,
Ладони чуть в мозолях,
Не очень-то натружены.

Дух не святой отец мой, а телесный,
И фото старое обманывать не станет.
Его следы кто спрятал, интересно,
Сознательно вымарывал заранее.

По воле злой кто век свой прерывает,
Тот осуждается на вечное забвенье.
И я, не верящий, за кем-то повторяю,
Раскованной цепи выискивая звенья.

Я не припомню мамины проклятья
В минуты тяжкие семейных неурядиц,
Но, каюсь, сам я упрекал бывало батю,
Всё спрашивал: скажи мне бога ради,