Дмитрий Гринберг - Случайная встреча

Грешней я был, чем бывают некоторые.
И чище был, чем бывают некоторые.
Но добро жило в моём сердце, и бодрствовало всегда.
Тьма зовёт людей, обманывая их,
и сладок бывает её зов. Но в конце пути этого
неизменно ожидает тебя болото и зыбучие пески,
куда раз попавши, ты изнываешь от жажды.
Единственный, кто может тебя напоить,
это Бог. Он протягивает к тебе руку, которую ты
не видишь, или не хочешь замечать,
потому, что тебе потребуются усилия,
чтобы ухватиться за Руку Божию. Но только она
помогала мне в трудные минуты моей жизни,
и спасала меня. Свет Божий, ты всеблагодатен,
и я без тебя ничто.

Рука молчания вновь уст твоих коснулась,
И скрылась ты, как ветер снежных гор,
Когда меня ты лестью обманула,
И я обман не видел твой в упор.

Когда ты мне сказала с сожаленьем,
Что тяжело моих не видеть глаз!
Не знал тогда, как ты своим уменьем
Любовь внушить способна в нужный час.

Но дни прошли, и мне бывает мило
Порой взглянуть на прежние черты,
Поскольку сердце всё же не забыло,
Как гладишь и целуешь только ты.

Я помню дни, и все твои касанья,
Где шепот их звучал мне как признанья.

Кто знает, смерть когда свои права
Предъявит, не страшась твоим ответом?
Как временна на дереве листва,
Так и любой – прохожий в мире этом.

Как разметает ветер временную пыль,
Так время прячет дел твоих остатки.
И завтра скроет их густой ковыль,
Другие блюда станут людям сладки.

Как памятник оставить за собой,
Чтоб не зарос он бурьяном и тёрном?
Узнать тебя не сможет друг живой,
Другим ты станешь в образе покорном.

Так и меня не знает этот вечный мир,
Уйду, как в землю брошенный сапфир.

Если разлучит нас с тобой война,
Укроет землю ямами могил,
Храни в остывшем сердце письмена,
Которые с утра тебе чертил.

О, Бах и Моцарт, Гегель, Ницше, Кант,
Подобное вернётся ли на землю?
В костёр вас пустоты низверг талант!
Талант из бездны, бездну не приемлю.
Когда запрет на Библию падёт,
И перепишут старое писанье,
Века к нам тёмные, как этот сброд,
Придут – убийцей, но без покаянья.
И не укрыться ни в дому, ни там,
Где тьма. Уж всё покрыто светом.
Но это смерти свет, и больше нам
Не говорить без бо́язни об этом.

Свободы нет, и ложь сильна теперь,
И разум мёртв везде, как мёртвый зверь.

И розой розу не назвать,
И ночь не будет больше чёрной.
И скоро будут замечать,
Что в коже быть своей позорно.

Не светит солнце больше днём,
Луна исчезнет со звезда́ми,
И пищу греть назначат льдом,
Но грызть её нельзя зубами.

Когда запрет падёт на древние могилы,
И не в законе будет здесь закат,
А правила придут совсем иные,
Я этим бредням вряд ли буду рад.

Но засмеют все голоса пророков,
И обольют их правду клеветой.
Тому не верь, что видит всюду око,
Что пешке знать, когда ведут на бой?

Софистов возрожденье в этом веке
К погибели планету приведёт.
Танцуй, звезда, на бледном небе,
Пока ещё грядёт к тебе восход.

Святая правда ранит вечно больно.
Но ложь свободу продаёт довольно.

Мои глаза покрылись этим льдом,
Что время покрывает вещи пылью.
Теперь покоясь, сплю глубоким сном,
Чтоб избежать глупцов везде засилью.

Когда бы не хранили строки слов,
То перенял бы род людской мычанье.
И мудрость бывшая седых голов
Навеки канула в пути в изгнанье.

И сгнила, как гниёт к весне листва.
Но листья с буквами на самом сердце,
Дают приют, перезимуют там слова,
Как Гёте жив ещё в последнем немце.

Кому нужна правда?
Кому нужна правда?
Тот, кто стремится к правде,
Тот стремится к смерти.
Как Адам и Ева.

Но смерти все боятся.
Её бегут
Подальше, Подальше.
Чтобы не видеть.
«Он изменится»,
«Он меня любит»,
«Он её бросит»,
«Это была случайность»,
«Это не повторится».
Так выглядит жизнь,
Все любят жизнь,
Все стремятся к ней.

Страх подымается по груди.
Подходит к горлу
и останавливается.
Мир сжат. Мир воспален.
Я вспоминаю тебя,
и меня охватывает
невыразимая тоска.
Я говорил тебе:
«Ты всегда была красива».
На что ты обижалась: «А буду ли?».
Я не говорил о будущем,
чтобы не спугнуть
эту хрустальную нежность
твоих губ, твоих глаз и рук,
в объятьях которых хочется умереть.
Я оставлял это себе,
ибо ты мне не принадлежала.
Вой собаки напоминал,
что в мире есть одинокие существа,
которые рады любому свету.
Даже свету луны.

Ты зрим? Так стань теперь незримым,
О жизни средь людей забудь!
Огнём невидимым теперь палимым
Твой освещенный будет путь.

Ты ел и пил, и был тогда любимым,
Когда легко ты мог уснуть.
Теперь, как ангел ты, почти невинный,
И оттого немеет грудь.

Прости слепых, глаза их съели,
Как камень, мёртвые деньки.
А ты лежишь, шумят неслышно ели,
И расцветают сорняки.

В ушах их дальше разговоры
Звучат, как монотонный шум.
А над тобой закрыли все затворы,
Теперь красив ты и угрюм.