Борис Большаков - Моё Кривое Счастье

Начиналось утро круто
обожжённым языком,
сожалением и злостью…

Только пена улеглась —
поцарапал горло костью
пережаренный карась.

Сломан хвост,
крыло – погнуто,
наступаю на кота…
Искривление маршрута,
настроения и рта.

Я стою на пепелище,
восхищаюсь этим днём.
День – большой,
не день, а днище,
перетоптанный конём.

Я не выйду из берлоги,
мир меняю на кровать…
Чем беду пускать под ноги,
лучше вовсе не вставать.

Ты – уникален, ты – один!
Не зря природа собрала.
Ты – императорский пингвин —
реинкарнация орла.

Не злись, не думай, не жалей,
не ограничивай простор!
Не быть гимнастом дю Солей —
какой нелепый приговор!

Ты идеален, будто шар,
как ледокол, идёшь среди
бегущих утренних лошар,
которых всюду пруд пруди.

Гордись, хороший человек,
присядь на лавку, подыши.
Зачем тебе весь этот бег,
когда в желудке беляши?

Все говорят: проснись и пой,
с утра до вечера бодрись!..

Признайся в том, что ты – тупой,
ленивый, толстый,
и – смирись.

С лица сошёл рабочий пот,
внутри – предпразднично и кисло.
Ты не вписался в поворот,
слетел с желания и смысла.

И ты по-прежнему один,
на раскалённой сковородке.
Сок, таурин и кофеин
в составе вечера и водки.

Сопротивляться ни к чему…
Дают ступени и уроки
закалку телу и уму,
рождая музыку и строки.

На гору мусора взберись
и огляди свои владенья…
Тебя подхватывает высь
и – поздравляет
с днём рожденья.

Когда домой приходишь с фронта,
прошедший «Ужас-авеню»,
не будь потомком глиптодонта,
снимай тяжёлую броню.

Не водружай себя на лавры,
не требуй чистки сапогoв.
Да, на фронтах – тираннозавры,
но дома нет твоих врагов.

Не бойся взглядов посторонних.
Рискуй, не падальщик, не вор!
Не ставь на стаю, как дейноних.
Быть одному – не приговор.

Не двигай очередь в антракте,
будь выше стадных верениц.
Крылат зубастый птеродактиль,
но как далёк от певчих птиц!

Клыки, как сабли, когти, крылья —
для нападений, для защит.
На разных хищников засилье
всегда есть свой метеорит.

От эмбриона до гиганта
опасен, труден, долог путь.
Бог наградил тебя талантом
решать куда тебе шагнуть.

Гадаешь – хищник, травоядный?
Как согласиться на одно,
когда твой день до крови жадный?
Расслабься, вымрем всё равно.

Но – разделяй: внутри – снаружи.
Где ты вожак, а где – отец.
Живи, других зверей не хуже,
как эволюции венец.

Суббота. Свитая кровать.
Среди замученных и бодрых
ты – спишь, тебя – не кантовать,
ведь и машине нужен отдых.

Молчит отключенная рать,
глухи застеночные трюки.
Не вздумай, город, издавать
сон изгоняющие звуки.

Теперь – не думать ни о чём,
всё, кроме моря, невесомо.
Покой представился врачом,
и вот – искусственная кома…

Талантлив, милостив и добр,
к волна́м отправил – спать и греться.
И вырывается из рёбер
твоё взволнованное сердце.

Как хорошо не ждать, не звать,
не строить планы с нервным тиком,
расправить крылья и кровать,
лежать звездой с блаженным ликом…

Суббота. Свитая кровать.
Внутри – огни и барабаны.
И снова тянет танцевать,
и ковырять стихи и раны.

«И мне не спится» – это Чиж.
«Всю ночь гуляли» – это к Цою.
И ты, чудак, опять не спишь —
под стать последнему герою.

В быту накладно быть героем —
перемешает карты фатум —
не совпадёт разведка боем
с прямым расчётным результатом,
не совпадут расклад и выклад…

В глуши тернистой и тревожной
не торопись, глаза привыкнут
к цветастой темени таёжной.

Не разболелось чтобы сердце
от незнакомой обстановки,
сначала надо оглядеться,
вникай, отличник подготовки:
вот – ложка – жалобна и гнута,
но дорога она к обеду.
Так – перед выбором – минута
приносит радость и победу.

В любых внеплановых корридах —
не важно – бык, тореадор ли —
замри, подумай, вдох и выдох,
и – страх комком застрянет в горле,
и станет больно и слезливо,
но за потерями – свобода.
Всегда минуту терпеливо
держи – у выхода и входа.

Теперь-то найден клад и вырыт —
житейский опыт – пригодится!
Услышан, понят, принят вывод:
порой не надо торопиться.
Но ты, рождённый для блицкрига,
к шальной прислушиваясь ноте,
увяз по горло, торопыга,
в воображаемом болоте.

Трудно добиваться равновесия:
мир ломает голову и пальцы.
На арене – пошлость и агрессия,
бездари, уродцы и страдальцы.

Торжество – глухому и незрячему,
греется и терпит чёрный ящик…
Не хватает чувств простых и значимых,
мужиков и женщин – настоящих.

Голосов пронзительных и лечащих,
лиц живых – с чертами от природы…
Вырастит ли светлым человечище
в клетке потребительста и моды?

О каком задумаются творчестве
сытые моральные подранки?
Сможет ли ребёнок выжить в обществе,
где вода святая чистит танки?

Ложь, патриотизм и лицемерие,
глупость – с нанесением на карты —
в худших степенях грехов феерия
за двойные прячется стандарты…

Слышу учащенное биение:
сердце надрывается, как вымпел.
Чтобы продолжать стихотворение,
я, пожалуй, слишком мало выпил.

Не человек, а сжатая пружина.
Не прикоснись – ни словом, ни плечом.
В сердцах – сорвусь, на то одна причина:
жизнь бьёт ключом.

Куда пойти, в чьих душах раствориться?
В день выходной – в себя или в толпу?
Я поутру – всегда самоубийца
и – смерть клопу.

И пусть не видно дома насекомых —
всё в голове, всё мерзкое – внутри…
Лежат стихи, оставленные в ко́мах,
как сухари.

Живой концерт, Stand Up, дешёвый юмор
и лёгкий завтрак с тёплым коньяком.
И не понятно – выжил или умер?
И в горле – ком.