Саша Чекалов - Свой ломтик вечности

…Нет сил – и воли нет… и даже нет метели —
Себе чтоб объяснить, зачем ты взаперти.
Сомнения долой: то немощь… «А не те ли,
Стихи пяти-шести

Придурков без копья, что у тебя стреляли
По мелочи – свои всегда взамен даря
Унылые тома (что странно: без копья ли?),
Обложками пестря,

Валяются в пыли, как раз у изголовья?
А ну-ка, дотянусь и что-то наугад
Раскрою даже: ну… раз нет уже здоровья.

…Нет, вовсе я не гад.

А просто… ну, всерьёз обидно время тратить,
Когда ты полон сил, и воли, и огня,
На то, что кто-то там в измызганных тетрадях
Писал —
Не для меня.

Но просто потому, что зуд такой у парня
(А может, у мадам невнятно средних лет)…
Нет, я считаю так: мозги не колупай мне!»…

Но – вытянут билет,

И те, кто был ещё вчера в уме и в теле,
Сегодня вдруг поймут:
Поэзия, нежна,
Лишь немощным нужна —
Как символ их потери …

Но им-то ведь
Нужна.

Когда за домом – вон, ещё…
и вон ещё один! —
не так уж нам и горячо,
адептам середин:

повсюду есть и где сидеть,
и где искать пути…
куда себя отныне деть —
пускай и взаперти.

За домом дом, у дома – гля,
торцовая стена
блестит на солнце, словно для
того возведена,

чтоб я однажды посмотрел —
не в теме, не у дел —
повеселел чуткá, пострел,
и… снова так сидел.

Пока сияют между крыш
лазурные куски
и с бурой тучей лучик, рыж,
несётся взапуски.

Пока куда-то мчит поток,
а я и не гребу —
да сверлит сырости росток
панельную избу.

Горит на солнце кафель облицовки —
вверху, под самым небом… а внизу
уже темно и мягко бьются сóвки
о стёкла витражей… И я слезу
вновь норовлю пустить сентиментально…
Хотя – для совок рано, виноват.

…Тепло сияйте щи, блести сметана,
на счётчике мотайся киловатт.

Знай баснями кормись, ведь больше нечем:
банкротится торговля-то лицом.
…Нет тайны. Увенчается мой вечер
заведомо обыденным концом:

уснёшь – и всё исчезнет… И София,
и Вера, и Надежда… и в сети —
с базара слезу: мол, хочу в совки я,
да время мракобесие блюсти.

Приятно знать, шо ты не одинок…

[и пригород уходит из-под ног
который рог изгрыз уже щенок,
а ты ещё не бог

Но в глубине аллеи стеариновой
туманно светит изморозь зари новой
зариновой? … мы что-то изучали,
да, помню, в постучебкинской печали
на северной заставе… нет, не сказы,
а что-то про зарин/зоман/вэ-газы…

А вдалеке – как некие Стругацкие —
подлодочьи маячили надстройки

И что мне после этого все сказки и
вся быль о Тройке!

Ведь будущее – это то же прошлое
там будет (было) многое хорошее
киоски на углах… охапка дров…

ведь мир – ещё не ров …]

Два часа – это самое лучшее время.
Ночь нежна,
как Фицджéральд когда-то писал нам,
и, газоны совиными крыльями брея,
псов режима всех тихо разводит по псарням.

Я в гостях у любимой лежу на кушетке,
греет фон дефективного сериала,
и… подобно измученной акушерке —
спит Россия. Которая-нас-потеряла.

И прекрасно, что спит… Опустив даже темки ,
что муссирует пресса и блогеры – с вами
благодать лишь тогда, когда к разве что стенке,
да и то… спит отчизна, прижавшись зубами.

Я не знаю, что делать. И вы мне не врите,
что вы знаете… Весь сущий мир – только слюни
с этих жутких зубил между чудных открытий
и тоской неизбежности дней полнолуний!

Ночь нежна… Два часа…
Уже третий… Четвёртый…
Я устал от их воя, тех бестий… Не спеться ль?
Не смогу… Тьма свистит отворённой аортой,
ЛЭП текут по опорной аркаде трапеций…

Я лежу у любимой… Я – встану однажды!
Чтоб на кухню пойти и попить кипячёной,
умерщвлённой воды… и продолжить от жажды
загибаться (колбаски наелся копчёной).

Голова – это кость. И болеть не должна бы…
А поэтому – просто покорно дружи с ней!

…Дождь уйдёт —
и в четверг обратитесь со сна вы
(как вам Чéстертон в уши лил,
в лучшей из жизней).

Ночь зыбится, скрывая все позиции;
в потусторонней мгле ползут разведчики —
единственно на танцы отпроситься и…
узнать, как чувство может быть развенчано! —
но командиры спят, бухие в ноль уже,
плюс часовые – словно скот на выпасе,
беспомощно торчат, и… пава – в нолидже*:
никто отсюданикуда не выпустит.

Тут будет залажён и город полностью,
и вся страна – с полями-перелесками,
и озеро…
Туман укрыл нас полостью,
лишь паутинки в дымке брезжат лесками.
…Рыбак молчит. Лежит головка девичья
на выпуклом погоне. Больше некуда
ползти… и не ползти… Как пуля в темечко —
побег на волю сквозь ячейку невода!

Теперь пиши про то, что всё псы-рыцари
устроили, но сами мы – безгрешные!
Сюда – не суть, навеки поселиться ли,
на час ли, поплясать…

А звёзды брешами
зияют в узком небе между облаком
и крон под ветром медленными взмахами…

И дразнит миг эпоху новым обликом
земли – ещё до взрыва снами вспаханной.

Трубы, трубы…
Толща вод,
порт, обратно…
верфи, доки…

Утро. Надо на завод
собираться… И видок, и
общий тонус удальца,
всё – per aspera ad astra —
намекает: удалсЯ
прошлый вечер (ну, удáлся)…

Жизнь уныла, так дано.
Даже странно, что такое
люди терпят тут давно…
Типа, в неге и покое
хорошо «вот так» сидеть…

Мысли – память подсказала,
но… куда же грёзыдеть?!

Уезжай.
С автовокзала.

…Время раннее… Трамвай
вяло звякает в тумане…
Хочешь выпить? Ну, давай.
Лишь бы только были мани.

Лишь бы только… только вот
сам кураж идёт на убыль!
И сидишь…
И нет забот.

А снаружи – Мариуполь…

Нов мой пафос (вот сейчас,
а сарказм – он и всегда нов),
но… советскостью сочась,
ты – везде:
всё тот же Жданов.

Серый воздух, дым в окно…
В меру пестуем химеру.
Но… поверить —
не дано