Саша Чекалов - Замечательное утро

© Саша Чекалов, 2017

ISBN 978-5-4474-9203-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Замечательное утро! —

снег заботливо, гляжу,

и гумно укрыл за хутором,

и поле… и межу…

Вот бы снова завалиться, —

целиком отдаться снам!

…За окном – просторов лица

в дом заглядывают к нам.

Брезгливо отгребая кал,

я плыл туда, где небо чище.

Судьбою сытый мужичище, —

я тихой гавани искал.

Да что ж непрочно так весло-то, —

сломалось! нечем догрести!

…В тебе увяз на полпути,

многоэтажное болото.

Теперь – та самая кухарка я,

что управляет государством, —

хотелось бы поверить, но…

вниз по утрам с балкона харкая,

я чую: Пряже – не удастся

угомонить Веретено.

В мире тревоги тотальной

(людей – за полупустой кошелёк их)

я встретил мой чисто кристальный

уголёк, – и нежен, и лёгок.

Нескладную и – смертельную,

спрятать хотел в пустующем доме,

принёс, – и упала ты на постель

сквозь дырку… в моей ладони.

Валяется ложечка чайная.

В глазах безнадёжно и сыро.

…Найдётся на каждое чаяние

своё отсутствие предпосылок.

Воздух жжётся, будто крапива.

На клеёнке – хлебное крошево.

Вчера мы тут открывали пиво, —

ну да это теперь «дело прошлое»…

Ничего с человеком не может случиться:

уничтоженный – телом, умом и душой, —

вылетает из мира он новою птицей, —

нет, не новой, пожалуй, но странно чужой! —

и несётся, миры рассекая крылами,

растворяясь в измышленном (теми, кто жив)…

недоступен отныне долгам, и рекламе,

и влиянию прочих: отныне чужих.

…Собственно, всё уже было:

в сумерках взгляды насквозь,

волны любовного пыла,

судорожное «авось»…

Не даётся действительность, дразнится,

ускользает… но память жива…

так какая же, собственно, разница,

что вернулась ты в семь, а не в два!

Терпче и горше

ночью становится вдруг

писк тамагочи.

Мне небо кажется овчиной,

тупик мне кажется судьбой, —

я чую: женщина с мужчиной

имеют разное в виду…

…Но та, что всех безмолвней и грустней,

Сюда случайно вдруг не заходила?

Она придёт, даю тебе поруку…

(Сергей Есенин, «Собаке Качалова»)

В дверь звонок. Пошёл, открыл я.

Ты за дверью, – вся во льду:

«Слух прошёл, купил ты крылья…

Покажи, – и я пойду…»

Внутрь втащил тебя за локоть,

спиртом, сонную, растёр…

Снова всё не так уж плохо…

Крыльев нет: из них – костёр…

Крылья что! – мне снились стаи

всю неделю напролёт…

Спи, любовь, – пока растаял

неизбывный этот лёд:

Вновь тебя на время спрятал —

от агоний, от погонь…

Крылья – сон. Неделю кряду

их охватывал огонь.

Дуновений весны, их бесстыдных напутствий,

испугалась, истаяла, – зная,

что, к тому же, все чувства иссякли (и пусть их!)…

Я в растерянности, родная.

Поперхнувшись особо трагическим битом,

мой процессор мечтательно замер.

Всё застыло. Я снова готов быть избитым

и – отхаркивающимся слезами.

Стою у окна. Расступается небо,

и там проступает дорога, —

и с ужасом чую:

мол, вот, поумнел бы —

не видел бы дальше порога.

И в таком состоянии кажутся тенью

крики из спальни: «Побрейся»,

а желанье иметь непременно детей —

жалкой, никчёмной агрессией.

Охота —

всё пуще неволи!

И сколько бы я себя ни…

собака желания воет —

сирене вдали сродни.

И нечем успокоить,

раз тесно души жильё!

…Погладь —

с ещё большей тоскою

примется за своё.

Шутит с мужчинами жутко

то «золото», что блестит…

Некоторым – проститутку,

а некоторым – простатит:

каждому по заслугам

(благо, заслуга слаба)…

Полузатопленным лугом

в ноги ложится судьба.

…Луна, дешёвых грёз разносчица,

всё ковыляет над страной…

Подкравшись, медлит за спиной

унылый призрак одиночества:

«Иных уж нет, а те далече»…

Беги! – немыслимо одной

всю эту муть взвалить на плечи.

Слева, за окном – в житейской льдине

Рыбаки буравят лунки личные;

Справа – мудрость выстроилась вся:

Полки книг – тропинки околичные

К каждой из немыслимых идиллий…

Истина —

лежит посередине,

Ножки мне на плечи вознеся.

Щадит поэта меценат, —

не прогоняет, привечает…

Поэт – запущен, не женат…

Он мецената – обличает!

Перо заносит хищно над…

Визжит: «Наворовал – восполни!»…

Смиренно сносит меценат

все искушения Господни.

Я – человек советский,

лечить меня не след…

Про Аннины подвески

читал я десять лет,

а после – десять шарил

мечтами в пустоте

и девочку-на-шаре

подманивал к тахте…

Примерно так же – третий

десяток пролетит…

Успех меня – не встретит,

судьба – не пощадит…

По-прежнему читаю

(мечтая, в основном) —

и… девочку катаю

на шарике земном.

Апрель истёк…

а с ним и нега.

Отбарабанила капель.

Взметнулась отраженьем неба

ручьёв ветвистая купель,

и обессиленно опала,

и обмелела – до грозы,

до солнца грозного опала,

мерцающего сквозь низы…

Стою я пнём, природу хая, —

а между тем, вблизи, вдали,

везде трава лежит сухая

и – словно молит:

«Запали!»

…Ну не в такие, так в другие

моменты – чувствуется вдруг:

спит мальчик в зрелости-могиле, —

и спички выпали из рук.

…« Как надоели эти доктора! »

Умён он, понимает всё, как надо,

и всё же, опоённый смрадом ада,

он… хочет, но – не может ей добра!

А может… лишь какие-то фантомы,

какие-то туманные мирки, —

он их меняет, будто парики! —

я знаю:

под одним, увы, пальто мы

когда-то спали – видя сны одни,

одним надеждам мысли посвящая,

в себе одни пороки укрощая