М. Гиршовский - Пожелтели газоны

Сила или слабость его
Зависит только от одного
С кем это происходит
Заранее или со стороны как знать
Куда повернет
Катарсис или коллапс

От земли условного рефлекса
Оттолкнись в пространство уходя
Только вдох да выдох вместо
Кучи ниток тянущих тебя

Вправо-влево рвущих на кусочки
Полигамий сердца и души
В этом деле помогают строчки
Столбик как-то выпрямляет жизнь

Осторожно делая из ветки
Пусть не флейту а всего свисток
Инструмент для производства звука

Извлекаешь чёрт-те что из клетки
Сам себе пророк и миф и рок
Ты и лук и выстрел и стрела из лука

Непустая пустота
Непростая простота
А живи хоть лет до ста
Книжки больше не листа
Потому что переста

При восприятии нечто
мы-человеки-как-вид
это нечто соотносим
со своим представлением мира.
Любое действие
в представителе вида вызывает эмоцию.
Такое соотнесение вызывает понимание.
В этом смысле и непонимание – понимание.

Мне безразлична ностальгия.
Бывает наплывёт улыбка или грусть,
Бог с ними, некогда, смеюсь.
Дышу, хожу, клик-клик по клавишам, обед.
Есть разные дела.
Чем в памяти торчать.
Но напряжение звонков Ивана Павлова заводит в тупики без спросу.
Мне безразлична ностальгия.
Бывает наплывёт улыбка или грусть, ох, нежность и тепло, которых нету здесь.
А то и горе.
У всех у нас найдутся в памяти, кого уж нет.
Кого-то рядом, кого – совсем.
Но что торчать в dead end’e?
Перешагну ли, отшагну, перелечу?
Вперёд ли вверх ли?
Бог весть – есть разные дела.
И всякое из них ведёт в тупик Ивана Павлова, а я
Стараюсь обходить dead end’ы переулком.
Учусь и ненавижу ностальгию – и это тоже тупичок такой.
В проулке безразлична ностальгия,
Иди свободно и, шагая по здесь, и через здесь, и снова по.

Сила человеческая
Грустная такая.
Теряя, не теряю.
Вечность.

…и чем буквальней, тем смешнее
Мы понимаем древний миф…

«Что далеко ходить? – Любой из нас когда-то учился ходить, делал первый шаг, а до этого только ползал.
«Плохой пример! – кто помнит, верил он, что может ходить или его понукали: Иди-иди, иди!?
«Учился ездить на двухколёсном велосипеде? – Это ближе. Надо было верить, что научишься.
«Авто? – Можно ввести новое состояние до. Знать. «Любой водитель до того, как сел за руль, знал, что это возможно. И верил: «Я смогу».
«Откуда я знаю, что знаю? – Какая разница! Знаю до того, как знаю, как сделать. До того, как знаю, как научиться.
«Человек.
«Я знаю – время это пространство. Я научусь здесь ходить. И вперёд. И вбок. И назад. И вверх и вниз.

Корнями берёз – воздух.
Кроны берёз – небо.
Летать мне уже поздно.
А всё же, взлететь бы.

раскрывается мир, пока дышишь, всё шире и шире,
ты, притихнув, касаешься струн,
на коленях гитара, но ты-то играешь на лире,
как и Бог – он не в кости играет костяшками рун.

Как сердце, бьётся проявление
Мерцает память
И язык
Смотри – он бесконечен
Он без дна
Так небо смотрит
На тебя в ответ
Днём или ночью
Твоим же пульсом и дыханием
Твоими же словами
Которые твои – твой пульс, твоё дыхание
И более ничьи
Сё – твой язык
Такой же бесконечный как всеобщий и только твой
Единственный («буль-буль» и «лю» – вчера прочёл у Саши)
ОгрАненный твоей судьбой
Не той, что предначертана когда-то
А опытом всей жизни с той в борьбе
Мерцает сквозь язык и память
И этим я причастен божеству.
—
And I, involved in the deity.
As heart, beats manifestation
Memory flickers
And the language
Look – it’s infinite
He without a bottom
So the sky looks
On you in return
Day or night
Your pulse and breath
Your own words
Which are yours – your pulse, your breath
And more than a draw
It’s yours tongue or language
As infinite as the universal and only yours
The only one («bul-bul» and «lyu» – read yesterday from Sasha)
Faceted by your fate
Not the one that was predicted once
And the whole life experience with that in the struggle
Flickers through language and memory
And by this I am involved in the deity.

Дыхание и стук качаются по сходням
По-над водой сияния и блеска
Вчера опять продолжилось сегодня
И завтра точно из того же места.

Здесь без нокдауна и водки грогги
Шибает ночью по мозгам и листьям
Жив дебаркадер на воде и Волге
Качается течением и мыслью.

Здесь вечный свет настоян в раме ночи
Движение полощется в тумане
Дыши сейчас
Нет ничего короче
Удара пульса
Хоть бы и по пьяни.

Жизнь времени займет не много.
Родился, в школу и – вперёд
По общей нам дороге к Богу,
Хоть чудится – наоборот

К себе. Жизнь времени займёт
Немного и не отдаст,
Не жди – пропьёт,
тебе оставив склейку ласт.

Жизнь времени займет немного
Времени, и вечность – вот она,
Шагни, да и шагать-то, строго

Сказать, не надо, – просто вспрянь от сна.
Хоть на мгновенье врЕмени
Не временИ. Не то – опять стена.

День бесконечен вдоль и поперек
и в глубину, и в высоту, и в стороны.
Здесь рухнешь, побежавший со всех ног,
и здесь же вспрял, расправив крылья вороном.

И никогда – что «никогда»? – не встретиться
в одном пространстве тем, кто слитен и един.
И день, в котором час незримо дольше месяца
опять врастает нашу плоть в и-цзин.

Здесь перемены неподвижных символов.
Здесь смерть мне шепчет с левого плеча.
Здесь вдох улыбки, тронешь – щекотно.

День – динь-дон-дон весь в рыжих лилиях.
Здесь глубины коснись – тепла и горяча.
Здесь огнь и влага сна основ.

Ах, как хочется, до ущемления вдоха,
сочинить со смыслом чего-нибудь.
Бьётся, бьётся в клетке пройдоха
из желаний и крови сотканный.

Ах, не слышат слова этих мыслей,
гул их строит невнятный и строгий.
A малыш твой снова описался —
пеленай, папаша убогий.

Снова тьма и сороков сороки
ненормальных «я» толпой давятся,
а прорвется один упоротый —
ухмыльнется назад: «Bот так-то!»