Илья Бровтман - Из плена в плен

В небе пушка пролетала.
Рухнул в реку эшелон.
И горел среди металла,
Как свеча штабной вагон.

Сделав всё, что было можно,
Превратили танки в хлам.
Значит нужно осторожно
Пробираться по тылам.

Шутят парни: – мы им дали
Прикурить на три версты.
Нам теперь на грудь медали,
Им могильные кресты.

Пусть узнают, что винтовкой
Их погонят за порог.
Да, не скоро Шепетовка
Сможет вновь принять поток.

Взять на радостях тальянку
Не мешало бы сейчас,
И сыграть на ней цыганку,
Но звучит другой приказ.

Нужно быстро возвращаться
Поскорее в полк родной.
И не время расслабляться,
Ожидает новый бой.

Проходя через Славуту,
Заглянул в свой отчий дом.
Там разбросанная утварь,
Будто был вчера погром.

Рядом хата под соломой.
К ней направился Семён.
И с соседкою Матреной
Говорит, волнуясь, он:

– Расскажите тётя Мотя
Где мои, их в доме нет.
На груди, рыдая, тётя
Говорит ему в ответ:

– Мать с сестрою на подводе
Укатили на перрон.
И они успели вроде
Сесть в последний эшелон.

А оставшихся евреев
Ждал неумолимый рок,
Как явился к нам злодея,
Землю топчущий сапог.

Всех под дулом автомата
Выгоняли из домов.
Шварца, Герша, Розенблата,
Сыновей Исаака вдов.

С ними был и Зяма Коган,
Гершензонова вдова.
Всех загнали в синагогу
И спалили как дрова.

Два часа над пепелищем
Раздавался жалкий стон.
Их там было больше тысчи,
Отомсти за них Семён.

Полицейские с винтовкой
Всех людей сгоняли в круг.
Их начальник Петька Кровко —
Твой старинный липший друг.

По мосточку со слезами
Шёл с солдатами Семён.
У него перед глазами
Замирает небосклон.

И младенцев не жалели.
Где же милосердный Бог.
Эх, Петруха, неужели
Ты такое сделать мог.

Мы с тобою словно братья,
По грибы ходили в гай.
Что за страшное проклятие
К нам пришло в родимый край.

Что же делать, если звери
Землю топчут сапогом.
Остается только верить,
Что не рухнет милый дом.

Одолеем силой дружбы,
В мире нет сильнее сил.
Но зачем ты к ним на службу
Как предатель поступил?

Вспомнил Сеня Шепетовку,
Шум и проводов вокзал.
Как же захотелось Кровке
Просто заглянуть в глаза.

Глинобитка возле речки,
Пёс, узнав, вельнул хвостом.
По знакомому крылечку
Проскользнул десантник в дом.

Что дрожишь ты, как овечка.
Петька, закадычный друг?
Почему прижался к печке,
И в глазах твоих испуг.

Неужели нет кошмаров
От того, что позади?
Расскажи приятель старый,
Только глаз не отводи.

Как случилось, что Петруха
Потерял и стыд, и срам?
Что сожжённые старухи
Не приходят по ночам?

Что ты смотришь на винтовку?
Очень хочется пожить?
Негодяев ждёт верёвка.
Пулю нужно заслужить.

Поутру лихая новость
Разнеслась местечком вдруг
Петька в галстуке пеньковом,
Всем показывал язык.

Грохот пушек. Оборона.
Даже птицы не поют.
Только каркают вороны,
С нетерпеньем боя ждут.

Смерть играет с ним в орлянку,
Обмишурить норовит,
Но Семён берёт тальянку
И по клавишам скользит.

Где-то вражеские пушки,
Словно филины кричат,
А солдатские частушки
Про любовь и про девчат.

Про луга и про рассветы,
Про ночную тишину.
Ничего ещё поэты
Не писали про войну.

Про невесту дорогую
Меж боёв звучит куплет.
Пару месяцев воюют,
А как будто десять лет.

Согревает под бушлатом
Сердца юного огонь.
Есть причина у солдата
Надрываться под гармонь.

Завтра будет день рожденья.
Веселится гармонист.
Не испортит настроенье
Бомбы гул и пули свист.

И назло лихой судьбине
Утром нацедит в стакан,
Тем, кто за ночь не почиет,
Он наркомовских сто грамм.

Пусть коварный крест немецкий
Смерть отложит до поры,
И от крови молодецкой
Захмелеют комары.

А пока молчат герои,
Для чего нужны слова.
Если миной не накроет,
Завтра будет двадцать два.

И штыком от карабина,
Чуть забрезжил небосклон,
Пятидневную щетину
Бреет не спеша, Семён.

Двадцать два, пожалуй, можно
Повести о жизни спор.
По понятиям картёжным
Это явный перебор.

А по жизни очень мало.
Не пришлось ещё пожить.
Но сегодня не пристало
О несбывшемся тужить.

Все поздравили Семёна,
Отгоняя, прочь тоску.
И из фляги припасённой
Отхлебнули по глотку.

Скоро в бой, уже из пушек
Марс фашистский затрещал.
Крик растерянных кукушек
На пол слове замолчал.

Небо плачет перед боем,
В поле пламя и угар.
Приготовились герои
Отразить врага удар.

Все молчат в оцепененьи,
Даже птицы не кричат.
Ожидая наступленье
Замер в блиндаже солдат.

Кровожадная Афина
Славит страшную войну.
Вдруг осколочная мина
Разрывает тишину.

Стали ноги как из глины,
Словно серп его скосил.
Хочет враг, чтоб именины
С тризной Сеня совместил.

Бледен от кровотеченья,
А в бедре горящий шар.
Получил на день рожденья
От врага осколок в дар.

Видит воин санитара.
Постепенно гаснет свет.
И слова как божья кара
Прозвучали: – в лазарет.

Вот ведёт его по полю
Седовласый санитар,
А нога горит от боли,
Словно раскалённый шар.

Потерпи, солдатик, малость.
Ох, нелёгок этот путь.
До полуторки осталось
Ну, совсем ещё чуть-чуть.

Видит Сеня, под кустами
На земле лежит без рук,
Перевязанный бинтами,
Батальонный политрук.

Две невзрачные девчушки
Силятся его поднять.
Только где таким пичужкам,
В нём пудов наверно пять.

Сеня на ногу хромает.
Ясный день стал словно ночь,
Но сквозь боль он понимает:
– Нужно девушкам помочь.

Взял со стороны здоровой.
Поднажали, подняли.
Вчетвером они майора
Оторвали от земли.

Вдруг раздался гул неясный,
Словно заурчал сверчок.
Через миг снаряд фугасный
Разорвался возле ног.

В голове набатом звонким
Правят тризну, а вокруг
Две убитые девчонки,
Санитар и политрук.