Марк Котлярский - Петербургская поэма. Избранные стихотворения

„…По словам их узнайте о том,
о чем они умолчать сумели.“
По словам…
По слогам
распознайте тайну слов.

Слоги —
нотная запись слов.
Люди —
нотная запись вечности.
Вслушайтесь
в музыку слогов!
Вслушайтесь
в музыку людей!

Арка старого двора.
В полусвете-полумраке
Бродят призраки и враки
Позабытого Вчера.

Шорох, шепот, шелест дней,
Словно шелест листьев прелых.
Я пришел сюда несмело
В гости к юности своей.

Шорох, шепот, в глубине
Старых стен кривые тени.
Боль, нелепость, стыд, смятенье
Приближаются ко мне.

Арка старого двора.
Выгнув спину, словно кошка,
Ты постой еще немножко.
Ну, а я пойду. Пора.

Белая клякса тумана
Брошена на траву.
А ничего, живу
В Городе Без Обмана:

Правда топорщит углы
В каждом квадратном метре,
Кладки фигурных глыб
Песню поют о ветре.

Мимо плывут облака,
Гордые, как фрегаты…
…Я говорю ей:
– Пока!
Я ухожу.
– Куда ты?

Милый, остановись,
Не уходи, любимый!
Голос стремится ввысь
И пролетает мимо.

Как все же здесь сильна
Нега воображенья,
Сила больного ума,
Сила второго рожденья:

Заново я рожден
В Городе Одиночеств,
В Городе Без Имен,
В Городе Без Пророчеств.

Но… города ведут
К Городу Без Обмана,
Где на границах цветут
Маки тревожно и рьяно.

Я лепесток сорву
(Как он мерцает багряно!)…
…Белая клякса тумана
Брошена на траву…

…Любимую зову я в сад.
Душистым холодом сирени
Весь воздух утренний объят:
В душе восторг, в душе смятенье.

На миг, на самый краткий миг,
Когда лица сирень коснется
И поцелуй замрет, как крик,
Душа тревожно встрепенется.

…Чарующе цветет сирень;
И отцветет,
Ее не станет.
Душа по-доброму помянет
Иль проклянет
И этот день…

Этой ночью мы вдвоем
Вдоль по Невскому пойдем.
Пуст проспект и ночь пуста,
Пусто в небе-океане,
Парки бабье бормотанье —
Шепчут вещие уста:

„Этой ночью вы вдвоем…“
…Мы по Невскому идем
Мимо спящих статуй Клодта,
Ночь пуста и пуст проспект,
Никого давно уж нет.
Но бубнит незримый кто-то:

„Этой ночью вы вдвоем…“
От судьбы мы не уйдем,
От любви – едва ли.
Через год иль через два
Вспомню старые слова:

„Не возможно сердцу, ах! не иметь печали…!“
Сердце вздрогнет, так, чуть-чуть,
Что не охнуть, не вздохнуть,
Пусто сердце, жизнь пуста,
Жизнь спокойна, все прекрасно,
Не тревожься понапрасну —
Эта истина проста…

Чуть прикрою глаза —
и мерещится мне
зыбкий образ,
возникший из света и тени:
лик какой-то старухи
в прозрачном окне
в прихотливой виньетке
домашний растений.

Лик безумной старухи.
Икона в углу.
Паутина, искрясь,
на икону ложится.
И уходит, уходит,
уходит во мглу
то,
чему и вовек
никогда не сложиться.

Как бы я ни старался,
напрасна тщета —
уловить
уходящего
смутные тени.
Словно есть пограничная
эта черта,
окаймленная вязью
домашних растений.

Я отчетливо помню
и дом, и окно,
эту грязную улицу
с плевками сирени…
Вот и всё.
Ну а большего мне не дано.
И никак не проникнуть
уставшему зренью
за предел,
установленный жизнью
самой,
и судьбою страны,
и судьбой очевидца…

…И старуха в окне
расстается со мной,
потому что
и ей
не дано
повториться.

Рвется ветер в окна, сам не свой,
– Так снега срываются лавиной, —
В ресторане – шум,
Движенье пробки винной,
Виснет пьяный дым над головой.

Рвется ветер в окна, сам не свой,
– И откуда в нем такая сила?! —
Память, осерчав,
Зачем-то воскресила
Мертвый город с черною Невой.

Рвется ветер в окна, сам не свой,
– Совпадений странное стеченье… —
Как Невы державное теченье,
Прошлого неотвратимый вой…

Были ночи белей, чем нетронутый лист,
Были ночи без звезд, были ночи без сна,
Разливалась над городом белизна,
А вослед, словно дым, чьи-то думы вились —
Невеселые думы работных людей:
„Эти ночи придумал какой-то злодей.
Знай, работай, как вол.
А работать невмочь.
Будь ты проклята, белая долгая ночь!“

Каждый час, словно уханье смертное сов,
Не оставишь работу, не уйдешь никуда.
Знай, работай под окрики царевых псов,
Подыхая во славу Петрова гнезда.
Ну, а Петр Великий доволен весьма:
Эти ночи судьба подарила сама! —
Ибо время торопит, созидается град
(…Кто сказал, что таким представляется ад?!)

Так прошли сквозь века
Этих белых ночей
И великая слава, и смерть без вины,
Незаметно историей уравнены,
Словно волей, могучей и сильной, но чьей?
…Поброди белой ночью, пройдись до утра,
Где-то бродит непризнанный призрак Петра.
Петербург.
В каждой складке обличья его
Столько славы и крови —
Не узнаешь всего.

…Мне снился Израиль,
где воздух горячий и пряный,
где люди изменчивы,
словно крапленые карты
и, словно крепленые вина, горьки
и радостны радостью Торы.

По улицам жарким
бродили печально хасиды,
лукавые сабры
стремительно
мчались куда-то,
глядели,
наотмашь пронзая,
йеменок жаркие очи,
мелькали, как снег,
эфиопские смуглые лица.

И много еще неизвестных мне лиц
и сословий
катилось, как обруч,
по всем городам и предместьям.

И все это были евреи —
мои вековечные братья,
и к ним я протягивал руки
сквозь сон, сквозь года,
сквозь проклятья,
сквозь промозглую жизнь
в Петербурге…