Борис Щербаков - Мы идем по жизни, как по полю

В старинном городе, давным-давно,
Жил был мудрец, а по-китайски – Мастер.
Учеников вокруг него полным-полно
И среди всех один был мелкий пранкстер.

Решил он мастера подставить без потуг,
По-русски это значит облапошить.
Пошел однажды на цветущий луг
И бабочку поймал, закрыв в ладоши.

Трепещет, бедная, её обуял страх.
Наш пранкстер же к учителю подходит,
А бабочка щекочется в руках.
Но замер он, глаза ж свои отводит.

И, улыбаясь, говорит тихоня:
«Учитель мой, ты сможешь распознать,
Жива ли бабочка, что я держу в ладонях?»
А сам готов ладони крепко сжать.

Учитель же, не глядя на парнишку,
Ему ответил: «Всё в твоих руках»,
Впросак поставив мелкого плутишку,
Интригу превращая в пыль и прах.

Ехал как-то всадник по дороге,
Думал о насущном, о семье.
Видит: неподвижно, раскорячив ноги,
Бедолага распластался на земле.

Непорядок, вдруг помрёт несчастный.
Поднатужился, в седло его взвалил.
Тот же, оклемавшись в одночасье,
Рысью вдоль дороги запылил.

А увидев, что хозяин поотстал,
Обернулся, подлый, и кричит:
«Ты не обижайся, лошадь я украл,
Вор моя профессия, прости».

Словом и поступком душу ранив,
Насмехался, ёрничал нахал.
Грустно отвечал ему хозяин,
Будто его сердце кто-то сжал:

«Ты про это никому не говори».
«Ты стыдишься, что тебя я обокрал?»
«Если сможешь, всё ж меня пойми.
Не хочу, чтоб веру потерял,

Тот, кто невзначай тебя услышит,
И в дороге в ходе будних дней
Он, найдя того, кто еле дышит,

Мимо пробежит вдруг поскорей
Из опасности попасть на подлеца.
Так что говорить о том не смей.
С тем прощай, убогий без лица».

Давным-давно жил камнетёс,
Был тяжек его труд.
И лишь в обрывках давних грез
Он был богат и крут.

Устав, воскликнул: «Боже мой,
Ну что ж я нищ, как пёс».
И в тот же день, придя домой,
Он стал крутым, как босс.

Всё есть, богаты закрома…
Прислуга льстит – живи.
Притом красавица жена,
Лишь Бога не гневи.

Но как-то мимо проезжал
Царь славной той страны,
Весь в злате, гордо восседал…
Пред ним и мы бедны.

Подумал бывший камнетёс
И вскрикнул: «Боже мой,
Я снова, как бездомный пёс.
Вот править бы страной!».

И в тот же миг он во дворце,
Пред ним все пали ниц.
Он грозен, дума на лице,
Ну, в общем, царь, не принц.

Шли дни и годы, славен он
Но в битве как-то раз,
Ударом солнечным сражен.
Пришел и этот час.

«Ну что за тяжкая юдоль?» —
Он думал, чуть дыша:
Мне б солнца свет иметь, как кровь,
Представила душа.

И в тот же миг он сам огонь,
Он яркий дивный свет.
Рукой попробуй, только тронь,
А тучам спросу нет,

Они закрыли мир пред ним.
Воскликнул он тогда:
«Хочу быть облаком самим!».
И стал он как вода.

Пролился струями дождя,
Заполнил мир собой…
Но вот утёс разбить нельзя,
Опять какой-то сбой.

Он бился, бился об утёс
И только море брызг
Ну, что же делать? Не вопрос —
В утес сам превратись,

А камнетёс кирку занёс —
И бил, крушил его.
«Да буду сам я камнетёс,
Нет лучше ничего!».

Вы спросите: и в чем мораль?
Смири свой пыл и спесь.
Умей прогнать свою печаль,
Люби всё то, что есть.

Давным-давно задумал вдруг
Один обычный государь
К царю, что был его сосед и друг,
Как полагалось это встарь,

Гонца для просьбы отослать.
Тот запоздал, в дороге задержался.
Вбежал и сходу начал излагать,
Что должен был, однако запыхался.

Сумбур – не разговор, а пламенный отстой:
«Мой господин… велел… сказать, чтоб лошадь…
голубую,
Ему вы дали, а если… не дадите, то…». «Постой», —
Не смог царь выслушать белиберду такую.

Он на гонца глядел и странно улыбнулся:
«Скажи, что лошади такой я не имею,
А если бы была бы, то…» – и царь запнулся.
Наверно, съел не то за трапезой своею.

Гонец же испугался, что попал в немилость,
Метнулся из дворца, прыг на коня и вспять.
Докладывать царю о том, что приключилось,
Как смог его тот царь безумно напугать.

Послушав донесение трусливого гонца,
Владыка страшно рассердился.
Решил войной пойти на наглеца,
Ведь думал – друг, а тот вот так раскрылся.

Долго длилась жестокая битва,
Измотала всех злая война,
Много крови невинной пролито,
И казна безнадежно пуста.

Перемирье – воевать нету сил.
И начались переговоры.
И царь второй у первого спросил:
«Какие между нами споры,

Что означало вдруг послание твоё —
„А коль не дашь мне лошадь, то…“?»
«Пришли тогда другую, вот и всё».
А ты хотел сказать мне что

Своим ответом: «А если бы была бы, то…?»
«Да непременно бы отдал тебе в подарок».
Умеешь слушать – непонимание снято!
Рисунок домысла бывает слишком ярок.

Узнал паслён, что помидору сроден.
И возгордилась ягода – уж с яблоком на ты:
«Кислишь и лишь в компот или варенье годен,
Вот я, как вырасту в салат для красоты».

А помидор, услышав, возмутился, что за байка.
И треснул от натуги, так его бранил.
Случилось, это не заметила хозяйка,
И, долго пролежав, он просто сгнил.

Паслён же, как ни тужился, не вырос,
Созрев, упал на землю и иссох.
В салате встретиться им как-то не случилось,
Обоих в жизни ожидал подвох.

За гордость нас наказывает время,
Таится в ней весь корень зла.
К себе будь строг, отринь гордыни бремя,
Душа твоя останется чиста.

В горах над ущельем построили мост
Трудом и уменьем народа.
Путь сократив на много верст,
Он был как символ, знамя рода.

Гордились люди тем, что сотворили:
Четыре троса, досточки меж нижними двумя;
Друг к другу в гости по нему ходили;
Гоняли скот, мост жил, как животворная струя.

Два верхних троса, как перила,
Держась за них, всяк мог его пройти.
И детвора безбоязно ходила,
Он, словно солнце, жизнь всем осветил.