Вячеслав Панкратов - Эмпирика любви, Евангелие от…

Не верю!
Настежь двери,
лестницу – прочь, – в ночь,
улицу глазами охватывая,
ногами хватая ее поперек.
– Стой! (зеленый огонек).
Скорее, вокзал, давай, уезжает!
– Кто? Жена?
– Она, не знаю.
Нажми, папаша. К черту – слова.
Седая качнется голова:
– Нажмем, пожалуй.

Жалуй ли, не жалуй,
но за красными огнями уже не угнаться.
Только расталкиваемые на перроне
пассажиры злятся.
А она – в вагоне.

Мысли – вскачь: что делать?
Небо, земля, пространство, —
все сжатое до предела
рвется протуберанцами:
К делу!

К делу, мысль! К делу, мозг,
мозг, который еще не выдавал.
(Давал, все давал, что было, не пряча.)
Прячу, прячу слезы мужского плача.

Плача ли, стона? Все – внутри.
Снаружи – безмолвен, как безъязыкая
колокольня Ивана Великого.

Улица безликая шевелится силуэтами,
вопросы топорщатся лапками креветок:
чего испугалась?.. Как ты? Где ты?..

Реклама равнодушно пульсирует искрами,
книжные витрины шевелятся мыслями,
упреком своим, недоношено-недописанных,
выплеснутым, как брызги.

Осень колышется аморфнее медузы.
– Что с тобой? – кто-то спросит.
– Не знаю, не могу объяснить.
Мысли – проседью, память – обузой.
Легче – не быть…

В парках – звездами листья кленов
и теплые слитки притихших влюбленных.
Шуршание листьев уже не тревожит,
только ветер множит и множит
прикосновения по шершавой щеке.
А она – налегке… Странно…

Люди и странствия, чувства, пространства —
Странно.
Страны и зодчие, смерти и отчимы, дети и прочее —
Странно.
Странно стареем рано…

И, возвращаясь из поднебесья
того, что мечталось о «Ты и Я»,
думаешь, чем же закончится песня
несостоявшегося бытия?..
……………………………

…Уже потом,
когда найдешь, чем излиться,
и, кажется, не так уж и одинок,
последней строчкой памяти раззвонится
резвый телефонный звонок.

– Да. Я слушаю.
– …Ты?..
– …Я…
– …Голос вспомнил?..
– …Все помню…
– …И я ничего не забыла…

Значит, все-таки – было.
И мысли, нахлынув, заполнят…

Не проходит…
Утро, день, обнимет ночь —
Не проходит.
Фонари гореть устанут,
Новый день в вопросах встанет,
Ворох дел отвалишь прочь —
Не проходит.

Поразишься ли улыбке,
Песне гибкой в струях скрипки,
Голос влажный, голос зыбкий —
Не проходит.

Сам – то тверже обелиска,
То согласней одалиски,
Но далекое, как близкое, —
Не проходит.

Две недели, три недели,
Месяц, сколько ж, в самом деле?
Разрубить пора гордиевы узлы!

Кто-то лечит литургией,
Кто-то режет хирургией,
Знать бы способы другие —
Стать бы злым.
А пока…

Виновата ли природа,
Кровь, генетика, порода —
Словно ветер душу тянет,
Видно, память, стонет память,
Шало тычется в бока,
По несбывшейся любви
колобродит.

Не проходит.

Писать тебе?..
Не знаю…
И поймешь ли?..
День ото дня в тебе – Тебя ищу.
Через себя протаскиваю прошлое,
Как пук колючей проволоки тащу.

Все помню
От мгновенья и до года:
Одессу, Ялту, южную природу…
Как в бухтах тучи строились в фрегаты,
Шатался ветер, дыбились закаты,
Как солнце било, о волну звеня,
Как убегала с кем-то от меня.

А я смеялся:
Убегаешь от себя
И думаешь, что сможешь?
Не любя?

Все помню:
Поцелуй неясный смятый,
Слова людей, облепленные ватой,
Случайный взгляд, улыбку, взмах ресниц —
Переполох кокетливых синиц.

А я шутил,
Я говорил о скуке,
Ты прятала глаза, дрожали руки,
Мне больно было, мир хотел очистить,
И думалось, что счастье – мыслить.

Теперь молчу,
Слова, как трафарет,
Ни чувств, ни мыслей не вместили.
Любил тебя? себя?.. Да? Нет?
И как Себя – собой осилить?

Под сводом мыслей, горблюсь, как атлант,
Как недоверием униженный талант.

Любил?.. Не знаю.
Не сказать такое.
Всю жизнь боялся скуки и покоя,
Был жив мечтой – осталась только ты:
Не божество, не гений чистоты, —

Реальность вся, такое не нарушить:
Ловить движенье губ и голос слушать,
Походку узнавать, изгибы плеч
И каждый взгляд в себе беречь.

Ты – легкая, игривая?.. шальная?
Ты – скрытная, надменная?.. стальная?
Ты – нежная, как тени на реке?
Ты – твердая, как булава в руке?

Ты, только – Ты,
Тебя не перечислить,
Желанье видеть больше счастья мыслить.
Бегу в людей, в других, – забыть тебя.
И взгляд в других,
Как новый взгляд в себя.

Молчу, смотрю и удивляюсь снова,
Ночами «опожаренный» брожу,
Улягусь старым, просыпаюсь новым
И от себя в насмешку ухожу.
Трезвею где-то к середине дня,
Твою двуликость и себя кляня.

Потом найдет – огромное, как ветер, —
И трезвым – пьян, усталым – все же трезв.
Но, право! есть ли лучшее на свете:
Любить, надеяться, стараться что-то детям,
Любовью богатеть, как не был даже Крез,
Искать, в своих поступках сомневаться,
Седеть, но все с зарею обниматься,
Вперед лететь, в ошибках падать вновь,
Мечтой будить «закиснувшую» кровь,
Весной волненье чувствовать под кожей,
Быть молодым и где-то старым тоже,
Быть правым где-то, где-то – ложным,
На все и ни на что похожим,
И снова думать: «Быть? Не быть?…»
И, как ни трудно – дальше жить?..

…Что ж чувство?.. Задушить его не сложно,
Оно, ведь, искренне.
Дымить сознаньем ложным —
легко.
Мозг – он наемный арестант:
Понять – во времени,
Почувствовать – талант!
А совместить одно с другим в движении —
Такое удается только гению.

Мир стар, мир этот трудно удивить,
Что от себя в насмешку уходить,
Что прятаться в заботы от идей…
А мне – не впрок, а я люблю людей.

Я откровеннее, и прятаться в горсти
Мне глупо.
Виноват? – скажу «прости»,
И, хочешь, руки положи на плечи
Бродяги странного по чувствам человечьим.

Скажу?
Скажу все завтра.
Но «завтра» – уже «сегодня».
Темная парадная,
Лестница, как сходни,
И хлопающая дверь железного лифта —
Словно гипербола ироничного Свифта.