Александр Строганов - Стихи

***

Ни дворца, ни фонтана, ни сада,
Только ветер с пугающе детским лицом,
Кувыркаясь в просторном мышином халате,
Тянет за космы огонь на поклон.

Что за пытка под властью бессонницы видеть,
Теряя рассудок, не смея узнать
Кровосмешение в мыле бессилия
В плавких объятиях пожарной братии.

Это – пятна антоновы неизлечимые
На трамваях, полотнищах, пальцах проворных,
Затянувших горячей еще пуповиной
Синеглазой свободе слабое горло.

Это капище Солнца при светобоязни.
Этот запой, эта прорва – несчастье.
Это поэзия осиротела.

Поэзия.

Поэзия, кукла белая.

Кукла, кукла, кукла белая,
Руки мои мыли мертвое твое тело…

***

Напрасны красные одежды,
Суть, воскрешенное сиротство.
И все ж ступайте. Так же прежде
Рядились, добиваясь сходства

С мечтой. На ржавом дне надежды,
На рынках, в комнатах, в зиянье плоти
Ищите, точно рая, свежести,
Хотя бы привкуса мелодии.

Пусть в красном, бритыми под ноль,
Пусть вовсе без одежды и без ног,
Безмолвствуя, теряя честь и соль,
В кипении крапив и проволок

Ищите, все равно ищите чувства
В несдержанной, как хлор, котельной,
Где мечет карты в топку туз
Нечесаный, как понедельник.

Ступайте и умрите. Пусть загадкой
Стреляют шалости и треф
По сумеркам сует, по сладко-
голосым закуткам. И так, сгорев,

Зажжете вы огни предместий,
И звездочки, и колокольни в головах.
И тысячи смертей развесить
Фотограф не сумеет впопыхах.

***

Свет,

Теплой соломы беспечный табунщик,
Бронзовый сторож бильярдных голов,
Завороженный ребячеством грузчик
Лишних колец и пустых ободов.

Сонный чудаковатый задира,
Рыбий угодник, сплетник песчаный.
Только в осиротевших квартирах
Покоен и грозен он, точно Савл,

Свет.

***

Цветы, водяные знаки желания,
Вздохи хаоса, капли вины,
Вещие уголья в хмуром духане,
Укусы кладбищенской тишины.

Шуточный век. Дольше длится тревога,
Больнее глазам обескровленных мальчиков,
Страшнее известие на пороге.
Как стыдно, когда перед зеркалом плачут.

Как стыдно, когда поджигаются письма,
Когда счастья выпрашивают у Святых,
Когда поутру вездесущая изморозь
На тучном столе убивает цветы.

***

Нет пределов. Сомнения дольше, чем свет.
Выше муки терпение, глухой экономкой
По часам вычисляющее болезнь, как обед.
Ярче ярмарки дождь. Судеб головоломка

Строже знаков и фраз. Нет пределов гурьбе.
Нет пределов белью, пеленавшему жизни.
Нет пределов предутренней ворожбе,
Что и солнце, и прах, и голубка, и тризна.

***

Зрелость – пострел на ходулях,
Медленных дней неуклюжий огонь,
Шум расставляемых стульев,
На жажду сиротская броня.

Это когда, припадая к ребенку,
Пьют, как причастие, признаки жизни,
Это когда так огромны спросонок
Сны, закрутившие вычурно сызнова

Слезы блаженства в распластанной комнате,
Синюю кровь на руке виночерпия,
Ленты, звонки, расписания, хлопоты,
За осторожность на тысячелетия.

***

В иные запахи войду
На горе.

Все в этих стенах на беду.
Неволя.

Какие круглые шаги,
И краски глухи!
По воскресеньям пироги
Пекут старухи.

Бессилен свет. Оконный рай
Замылен.

И тесно пташкам на коврах
Чернильных,

И неподвижны за столом
Затылки,
И год томится за стеклом,
Как в ссылке.

Знать, из-за соли кутерьма.
Как душно!

И поутру хоть выжимай
Подушки.

И шепотом дверной проем
Измучен,
И капли жира на холеных
Ручках.

И чьи еще там имена
В бумагах?

И чья доказана вина
Во благо?

Еще какие там дыбки?
Неслышно.
И спят в корзинах каблуки,
Да мыши.

А ведь когда-то в доме жили
Собаки,

И в рукавах не тормошилась
Драка.

***

Холодно ломкому храму безлюдной весной,
Легкие веточки хаоса тянут по капле
Липовый мед образов ли, воздушный настой
С уст отлетевших имен, небеса ли.

Утром касается, тая, его голова
Молочной реки, где утоплены дивные птицы,
И нет детворы, чтобы камушками баловать,
И нет стариков, отражения чтобы напиться.

Так наша судьба, запыхавшись, на корточках спит,
И сны не привидятся ей, и весны уж были,
И седина пожелтела, и сердце уже не болит,
И боги, как поцелуи на окнах, остыли.

Отрочество

Когда я начинал, насвистывал еще и верил,
В какое послушание втравливали вы меня?
В напасть не той ли чудодейственной материи,
Что ланью ластилась и согревала без огня,

Лелеяла до ревности, до мщения
Навзрыд и наугад, на корточках, на площадях?
Не в истины ль, придуманные по прочтении
Чужих покоев? Не воловий шаг ли

Вы выдавали за волнение любовей?
Не шуткам ли учили, вешая крыла?
Моим поводырям вы угождали ловлей
Пернатой тайны. Тайна ли была?

Была весна. Все что-то отмечали, водку прославляли,
Млел черный день в объятиях жарких душ.
Отсутствующих поминали. Таяла, мерцая,
Мечта и горечь ранних дружб.

***

Не вырваться из цвета слова
Гранатом обозначившему страсть.
Певцу, пропойце, птицелову
Судьбой предписано пропасть.

Рассыпаться трамвайным треском,
Иссякнуть комариной кровью,
Остыть испариной на пресном.
Остаться на суровом солью.

Скатиться капелькою ртути
Под доски. К лету стать змеею.
Стать старичком с картонной грудью
В курилке. Стать тоской сухою.

Пропасть и наблюдать украдкой
Алхимику светлоголовому.
Пропасть, но быть – ему награда
За колдовство, за ключ, за клоуна.

***

Не тревожьте поэта. В нем август и хмель
И потешные песенки безо всякого смысла.
Он кормит собаку. Его плечи сгорели.
Он всегда в одиночестве будет. Без чисел,

Без дат. Без родных, сумасброд с погремушкой.
Страшный ребенок в камзоле и перьях.
Он ищет слова и кружочки… и кружит
Впотьмах, в лопухах, в лебеде… Под подушкой
Его петушок. И желанье безмерно,