Елена Крюкова - Вера

Господи больно мне
Господи шелест все ближе
Ангельских крыльев
Не в огне
На зимнем окне Тебя вижу
На слюде дымном холодном стекле
Бабочкой что проснулась больно и рано
А в ночи в ледяной истомленной мгле
Далеко болит рассвета рваная рана
Небу больно
Больно святым снегам
На полмира раскинулись перед глазами
Господи мне отмщенье и аз воздам
Всем воздам: огнями кровью слезами
Всем что в мире ни есть мое
А моего в мире Господи ничего и нету
Я всего лишь на веревке Твое святое белье
На ветру мотаюсь по белу свету
Я всего лишь полотно снежная плащаница Твоя
Пусть Тебя в меня завернут
пропитаются кровию складки
И вберу Твою боль
Боль это свет бытия
Лягу тканью холстиной на лоб Твой
чистый и гладкий
Все впитаю Твое все обвяжу обниму
Твой ужас крик одиночество жалобу милость
Твое копье под ребро в снеговом дыму
Твой стон в облака: неужели это свершилось
А потом Ты выйдешь смеясь пройдешь сквозь меня
Плащаница тающим снегом свернется во мраке гроба
И восстанешь снопом сиянья стогом огня
Меня окровавленную дерюгу не вспомнить чтобы
Господи больно
А зимняя бабочка хочет взлететь
А я еще жить хочу хоть не отстирать от Твоей крови
Жизни что вся прожита не на половину не на треть
Не отмыть от злобы чужой и от родной любови
Господи Господи Ты лишь один и есть
Грядущий Рассвет во тьме внутренней и кромешной
Хлеб мой насущный даждь мне днесь
Мне малой грешной великой безбрежной
Мне свободному морю мне Твоей вольной земле
Мне нет не мне а всем другим мне не надо
я так просто я с краю
Господи
Свеча горит на столе
Слезы глотаю
Уповаю
Молюсь
Улыбаюсь
Живу
Умираю

Сияющая, пламенная, солнечная Пасха!
Сверкающая, сбывшаяся, подлинная сказка —
Отверстые врата в любовь под облачною сенью,
Кагор, Твоя святая кровь, во славу Воскресенья.
Тебе Христос воскрес! Нам всем, зверью и люду!
Мария Магдалина, о, тебя не позабуду —
Тебе явился ясный огнь, и ветр, целуя пламя,
Все слышал, как ты плачешь,
все знал, что будет с нами.
Катай же на ладони яйцо в кровавой краске!
И подними лицо к Тиберью в детской ласке —
И руку протяни, и он возьмет, пылая
Стыдом и любопытством, как на пороге Рая.
Ах, римский император! Нет о тебе помину.
Господь-то Пантократор под куполом раскинул
Крестообразно руки – мозаика искрится,
А за плечами Бога – все лица, лица, лица…
А птицы так поют в ветвях!
Захлебно и хрустально!
Далёко Страшный Суд! Впотьмах!
Черно и чужедально!
А тут весенний царский день,
цветней алмазной грани —
И вдруг… Креста наляжет тень
крылами покаяний…
Да, ты Голгофы не забудь! Гроза грохочет в спину.
Огнем под ноги ляжет путь, Мария Магдалина!
Яйцо, и пасха, и кулич, освящены, всесильны, —
Настанет день – взовьется клич
среди холмов могильных!
И кости мертвые, восстав, оденутся телами.
И друг на друга поглядим горящими очами!
Да, люди, – только свечи мы, возожжены без чада,
Пылаем средь пещерной тьмы
безумным водопадом!
Да, только миг один горим! Нам меда, воска мало!
Взахлеб о счастье говорим! И без конца-начала,
Навек обнявшися, летим, от праздника-веселья —
Туда, где звезд парчовый дым,
в объятья Воскресенья!
Дай, Магдалина, мне яйцо! Рыдая и ликуя,
Я освящу твое лицо трикраты – поцелуем.
Глазами, плача, освещу, благословлю устами,
Сплетемся, крепко обнявш и сь, горячими крестами!
Да, человек – то крест живой!
Живейший, изначальный!
А облако над головой —
что нимб многострадальный!
Но, попирая смерть и боль небесными стопами,
Ты радуйся! Господь с тобой!
Господь со всеми нами!
Ты радуйся! И ты живи! И Пасху празднуй снова —
На самом краешке любви, вне выдоха и слова,
А только светом слезных глаз, христосуясь, целуя
Один, другой и третий раз, рыдая и ликуя,
Под нежной майскою листвой, ее зеленым клеем,
Покуда веруем, живем, и любим, и жалеем.

Снега на улице покаты.
И ночь чугунно тяжела.
Что ж, настает мой час расплаты —
За то, что в этот мир пришла.
Горит в ночи тяжелый купол
На белом выгибе холма.
Сей мир страданием искуплен.
Поймешь сполна – сойдешь с ума.

Под веток выхлесты тугие,
Под визг метели во хмелю
Я затеваю Литургию
Не потому, что храм люблю.
Не потому, что Бог для русской —
Всей жизни стоголосый хор,
А потому, что слишком узкий
Короткий темный коридор,
Где вечно – лампа вполнакала,
Соседок хохот и грызня…
Так жизни мало, слишком мало,
Чтоб жертвовать куском огня.
Перед огнем мы все нагие —
Фонарный иль алтарный он…
Я подготовлюсь к Литургии
Моих жестоких, злых времен.
Моих подземных переходов.
Моих газетных наглых врак.
И детдомов, в которых годы
Детей – погружены во мрак.
Моих колымских и алданских,
Тех лагерей, которых – нет…
И бесконечных войн гражданских,
Идущих скоро – сотню лет.

Я подготовлюсь. Я очищусь.
Я жестко лоб перекрещу.
Пойду на службу малой нищей,
Доверясь вьюжному плащу.
Земля январская горбата.
Сковала стужа нашу грязь.
Пойду на службу, как солдаты
Шли в бой, тайком перекрестясь.
И перед музыкой лучистой,
Освободясь от вечной лжи,
Такой пребуду в мире чистой,
Что выслушать – не откажи!
И может быть, я, Божье Слово
Неся под шубой на ветру,
Его перетолкуя, снова
За человечью жизнь помру.
И посчитаю ЭТО чудом —
Что выхрип, выкрик слышен мой,
Пока великая остуда
Не обвязала пеленой.

…А на улицу выйду – и лупят снега
По щекам, по плечам, по рукам!
У девчоночки в черном больная нога:
Чуть хромая, проходит во храм.

То Марина идет, продавщица свечей.
Сивцев Вражек возлюбит ее
Лишь за то, что глядела она горячей,
Чем глаголит о том Бытие.

Пусть монеты играют на грязном столе!
Пусть свечные молчат языки!
Продавщица свечей на холодной Земле,
Дай нам свет из костлявой руки.