Анатолий Крикун - Отец и сын. Драма в стихах

И патриарха сан в народе сильно снизил,

Монахов и попов как в рекруты забрил,

В Россию ересь лютеранскую пустил,

В столице новой кирху обустроил.

Как головы раскольников торчали на колах

У церкви Троицкой люд городской пугали,

Как головы стрельцов соскакивали с плах

И даже дети их те казни на себе познали.

Как Меньшиков с Петром те головы рубил,

Кривя лицо ужасною улыбкой,

Народ того разбоя не забыл-

Антихрист к ним явился в мире зыбком.

В народе спор возник – Пётр-немец или жид,

В голландское одет, как немец говорит

И трубкой греет нос, пуская дым с улыбкой.

Отец двумя руками обхватил его главу

И в лоб поцеловал холодными устами

«Пусть бог тебя хранит», – с улыбкою сказал

И зашагал вперёд широкими шагами.

А Авраамов на ухо твердил,

Что духовник отца, храня с царём единство,

Душ христианских много совратил

Законы христианские поганя и ввергая в свинство.

Царевич же не слушал – сердце чаще стало биться-

Отец его надежды пробудил,

Что может примирение явиться

И что отец его простил.

«Ужель моя вина, что нет отцовской воли

И жажды на великие и тяжкие дела,

Что страшно жить в стране, летящей в бездну,

Пришпоренным конём в железных удилах?

Не за себя боюсь я и прячусь словно заяц

От взглядов пристальных отца,

Народ – страдалец ждёт – кто христиан избавит

От лап железных, что молотом куёт Россию – являя миссию творца.

Ведь я его любил и вновь мне показалось,

Что не ушла любовь из сердца моего,

Но не могу принять, на бога уповая,

Я дел мирских и замыслов его.

А л е к с е й. (Авраамову) Отстань, каналья, от меня,

Прочь с глаз моих – дурак!

Какое дело мне до вас,

Не лезь мне в душу хоть сейчас!

Хоть ты и прав – что толку в том,

Послушает кто нынче нас!

Не бойсь, не выдам я тебя, но сам поберегись,

Язык зазря не распускай и боженьке молись.

Ступай, устал я от тебя, напрасен этот труд-

Дубину плеть не перебьёт – лишь бог поможет тут.

(Авраамов уходит)

Зачем отец власть патриарха ущемил,

В столице храм как кирху лютеранскую поставил

И головы раскольников на колья посадил

Кто батюшку Антихристом представил?

И нищих приказал забрать под караул,

Чтоб подаянья хлеб не даром ели

И каторгу для тех убогих учредил,

Чтоб в государстве были все при деле.

Весь народ российский голодом духовным тает,

Сеятель не сеет и земля зерно не принимает,

Христианин как скот без отпеванья помирает.

Поп пьяный в алтаре матерно бранится

И ризой золотой от господа хранится,

Ногой же грязною в лаптях храм осквернить стремится.

Нет благочестия уже – чернец и поп заворовались

И пастор лютеранский с католическим кюре

В Россию – матушку, как призраки пробрались.

Оставили сосцы мы матери своей

И ищем еретические груди,

А пастыри, Иисуса позабыв,

В делах своих склоняются к Иуде.

И церковь нынешняя – преданный холоп,

Что голову клонит у царственного трона

И нет венца уже на голове-

Его повергла в прах корона.

Святители, печальники земли

Отринуты и изгнаны от трона,

А нынешние архиереи – холуи

Царю послушные под сенью окаянного закона.

Когда народ грешит – то государь в ответе

И грех постыдный должен замолить.

За государевы грехи народ страдает

И наказанье божье должен выносить!

Неужели, как римскому Калигуле,

Всё можно божьей волей императору творить

И плут и хам, и скот двуногий себе позволить может

Живую плоть терзать и душу загубить.

В лесах, в пустынях люди тело бренное в огонь бросают,

Страшась Антихриста, чтоб души сохранить.

В Москве Григория Талицкого сожгли,

Кричавшего: – Меж нас Антихрист объявился!

И тем в народе злобу разожгли

Тем более что беззаконно суд творился.

Пропала вера в пастырей своих

Народ остервенел и разумом смутился.

На город Любеч налетела саранча

Неся на крыльях надпись – «Кара божья»

И солнце светит уж не так,

Страх смерти злобой сердце гложет.

У изголовья смертная коса,

Со страха водку пьём – чтобы себя не помнить,

Надеяться на что – когда пуста душа,

Где силы обрести и совесть успокоить?

Спаси меня господь и землю защити,

За бедных заступись и грешников помилуй,

И Матерь божия меня не позабудь,

И в испытаньях укрепи мне силы!

А в т о р ы. Недавно русская царица померла,

Что скромно тихою затворницей жила

И брата сводного Петра, Ивана, уж давно похоронила.

В вечерних сумерках процессия печально молча шла,

Снег белый лишь скрипел, метель печально выла.

Треща, горели смоляные факела,

В их отсветах кровавых на погост Русь старая безмолвно уходила.

Пётр плакать запретил и медленно шагал с толпою чёрною

Своей фигурой ужас вызывая,

Вслед за усопшею народ во тьму скользил

С душой, окаменевшей, в муках тужась и в душе рыдая.

Россия новая хоронит нынче Русь,

Последнюю царицу скорбно провожая,

Москве престольной ворота закрыв

И Петербургу двери открывая.

И кто – то тихо произнёс

«Теперь всему конец – жди горя и беды, на бога уповая.

(Покои Петра. В кресле, спиной к пылающему камину, сидит Пётр.

На носу круглые железные очки во рту дымящаяся курительная трубка,

В руках голландская газета « Куранты»

А в т о р ы. Луч бледный в окна заглянул

Сквозь тучи неба северного солнце робко пробивалось

И в кадке апельсиновое дерево в углу

На светлый луч зелёной чахлой веткой отозвалось.

А во дворе среди чернеющих стволов

Белеют мраморные боги и богини

И солнце тусклое ласкает их тела на дальнем севере нагие.

Две девочки у ног Петра сидят – одна что дочкой-бочкой

Ласково зовётся – спокойна и тиха, приятна и важна

И не большой любитель развлекаться..

И Лиза рядом с ней – легка как малый птах-

Голубоглазый, златокудрый ангел,

Любитель танцев, пенья и забав —

Не слишком склонная учёбой заниматься.

«Разбойницы, ко мне, – Пётр девочек позвал, —

Скорее на колени залезайте!»

Не думалось отцу, что трон одной из них

Как дочери Петра принять придётся.

Не ведал он ещё, что сына два его-

Один от брошенной супруги Евдокии,

Другой от новой пассии его

Не смогут пережить отца – безвременно покинут мир земной,

По воле господа уйдут в края иные.

Что он переживёт наследников своих

На царский трон претендовавших,

Мужского рода и по праву и родству

В «девичьих царствах» оказаться не мечтавших.

Заморский попугай из клетки закричал: «Величество – дурак!»,

Петра на смех поднявши.

«Вот девочки смотрите на меня-

Я не учён как вы учителями