Анатолий Крикун - Отец и сын. Драма в стихах

Россия при Петре – железный лишь колосс на глиняных ногах

И рухнет, разобьётся – ей из праха не подняться.

Европе следует ей волю навязать

И не спешить её благоустройством заниматься.

Лет через сто вино и сифилис Россию в бездну унесёт

И европейцам уж не будет надобно её бояться.

Когда же Алексей фрейлину уличил

В том, что интимная бумага содержала-

За критику и правду, что нашёл, там похвалил

И усмехнувшись руку подал и ушёл,

Вернув дневник, чтоб дама не страдала.

Фрейлине же пришлось самой себе признать,

Что европейцам странных русских не понять.

Они как жители другой планеты и не нужны

Им европейские манеры и советы.

Запомнила и занесла в дневник фрейлина неспроста

Слова царевича о сущности Христа.

«Мудра Европа и сильна, славна- всё есть у вас,

Но нет у вас Христа!

Зачем он вам? Спасёте сами вы себя!

Вам нужен бог, а нам Христос – сын божий,

Что как народ наш все страдания познал

И путь душе греховной указал.

Мы же: глупы, наги, смрадны, не избегаем нищенской сумы,

Мы варвары и гибнуть нам судьба,

Но есть в душе Христос и будет он всегда,

Спасёмся им на все грядущие года!

Для танцев зала в ассамблее была отведена,

На стенах гарусные тканные шпалеры,

В простенках ту потеху отражали зеркала,

В шандалах свечи синим пламенем горели.

В углу стоял помост – где музыкантов ряд

Нестройно оглушительно дудели.

А дамы пышные, когда смолкал оркестр,

В другом углу застенчиво сидели.

Скучали, мыслей и галантных слов не находя,

Молчали будто от рождения немые,

А музыки играла – так они кружились и топтались

Словно ряженые куклы заводные.

А маменьки шептались на скамьях,

Что лучше б дочерей своих в болоте утопили,

Чем на посмешище указами царя

На ассамблеи их насильно приводили.

Бояре старые – московские, что были свезены

В Санкт- Петербург у печки спины грели

И тихую, неспешную беседу полунамёками вели,

При том, с опаскою по сторонам глядели.

1-й боярин. Как, сударь мой, вам Петербуржское житьё даётся?

2-йбоярин. Пусть прахом эта жизнь скорее пропадёт,

Пусть чёрт возьмёт такие финтифанты,

От приседаний с комплиментами лишь оторопь берёт,

А тут ещё звенят немецкие куранты.

От кушаний заморских лишь желудок воротит,

Вот и суди – покуда не баран ты.

1-й боярин. Что делать, брат, на небо не взлетишь,

А на земле хозяин кто и сам ты знаешь.

2-й боярин. Тянуть придётся нам в болоте эту лямку.

1-й боярин. Тяни, тяни – господь пусть пособит,

Знать для тебя ещё не выкопали ямку.

2-й боярин. Скрипи, трещи да гнись, работать не ленись.

1-й боярин. Болят бока, бока болят, да всё ж лениться не велят.

Теперь не будет как уж встарь – крут, деловит наш государь.

3-й боярин. Что тут сказать – тяжки наши грехи

И видит бог – дела тут наши не сладки,

Мы здесь бараны, а не пастухи, вот и суди какие нынче тут порядки.

Тут музыканты заиграли полонез и дамы с кавалерами

По залу заскакали,

А ветер свирепел, свистел и в окна лез,

У печки старики молитву тихую читали.

Пётр же с Федоскою беседу продолжал

О ересях московских что в столице расплодились,

А Алексей беседе той внимал и мысли к вере,

Что в Писаниях святых читал нежданно обратились.

Федоска. По – их учению (с усмешкой говорил)

Нам вера правая и от писаний от добрых дел самими познаётся,

Не чудесами и преданьями людей она разумным пастырям даётся.

Кто правду делает и в том достиг успех, какой бы веры ни был

Он угоден богу остаётся; в делах и помыслах своих он многого добьётся.

Пётр. Весьма разумно то о чём ты говоришь (заметил государь с усмешкой) Не песни петь и не поклоны бить,

А делать нужных дел не мешкай.

Федоска. Икона нам чудес не совершит – она лишь крашеная доска,

Она как дерево в огне горит.

Пётр. Кому же кланяться тогда скажи, Федоска?

Федоска. Не в землю кланяться иконам надлежит,

А в небеса поднять свой взор и поклониться богу,

Не божие угодники – попы твои молитвы донесут

И принесут его ответ – чтоб он определил твою дорогу.

Не может сам господь то дерево любить

Где сын его безвинный был гвоздями распят,

Не может деревянная икона сотворить

Ни корабля, ни города, что именем Петровым назван.

И как Иисуса можно раздробить

И тысячам людей обязан он являться,

Раздать в единый день,

Когда вином и хлебом надо причащаться.

Вино разит вином и хлебом пахнет хлеб-

Они не тело и не кровь Христова,

Чудес на свете нет и поп не приведёт

В рай как Адама – в потомках странника уже земного.

Идти туда – куда нам чувства повелят,

Куда наш разум устремился,

А поп и водку хлещет и супругу бьёт

И сам в своих грехах забылся.

Пётр. Сих еретических лукавых непотребств

Нам православным слушать стыдно и зазорно

И наглым злобным взглядом, усмехаясь не смотри,

И не смущай мой ум – пока я не прогнал тебя позорно.

Алексей (глядя на отца размышляет про себя)

Как батюшка смущён – растерян и смирён,

И еретических речей не осуждает хоть и смотрит гневно.

Не сам ли он сейчас ту ересь признавал вполне разумной,

Одобрял и похвалял отменно.

Умён отец – но не мудрее ли монах,

И не ведёт ли он царя туда – где тлен и прах.

Он церкви рушит, лютеран плодит,

На улицах не шепчет а кричит,

Что православие кривое не нужно

И лютеранство к нам с Европою прийти должно.

И ловок и хитёр как бес

И в душу батюшки как искуситель – змей залез.

И мне он бесов не гнушаться предлагал

И с чёртом сей монах себя ровнял,

И разум мой той ересью смущал.

А может он шпион

И батюшкой иль Меньшиковым был послан до моей персоны он?

«Политик я, – монах мне говорил, – с волками жил и сам по- волчьи выл.

Тебе и батюшке я должен услужить

И оттого коварным, богомудрым и разумным должен быть.

Отцу внушал, что цезарю всё надобно решать-

Часовни рушить и традиции ломать.

Что я умней отца лукаво говорил-

Не знает царь людей – а я людишек умных приблизил и укрыл.

А взгляд его меня вгоняет в страх.

Ещё мне говорил, что сам питает страх,

Хотя приближен он к царю и у него в друзьях.

«Смотри монах не оплошай, – ему я говорил, —

Ведь помню я – как ты мне душу искушал и батюшку бранил.

Тиранством правит и кнутом науки он несёт-

Его топор и корабли и головы сечёт,

Его натура заговоры правит и войну,

Ведёт к пожарам мирную страну.

Не предал я его и в тайне сохранил

Слова и мысли – те что мне сей змей вложил.

Вот только вспомнить не могу,

При нём ли я по пьяне говорил,

Что смерть отцу в войне желал

И в мыслях перед господом отцеубийцей был.