Цви Найсберг - Избранное. Публицистика, фантастика, детективы, стихотворения и афоризмы

Евсеев, конечно, мразь, но у него кабак, и скорее всего, что он не дал Никите в нем наркотой народ травить, вот он на меня и вышел.

Ну да, он меня ведь тогда на чертиков напоил, а потом затеял драку с Володькой, и нож окровавленный оказался у меня в руке.

Но если бы не было водки, люди бы загибались от тоски, а наркота – это верная смерть и нечеловеческие муки при ломке.

Нет, я при этом раскладе за коллектив, пускай Евсеев этого гада сам закажет, а если они друг друга кончат, так оно будет только еще же значительно лучше.

Ну, вот и кабинет директора ресторана, и ведь этот человек дышит тяжело, у него страх в глазах, а при упоминании Митрохина вдруг появляются глумливые огоньки.

Он так и сказал:

– За информацию спасибо, но я ее у тебя купить не могу. Митрохин всех на меня натравил, я уже взяток кому только ни давал, а ведь еще и еще просят…

И тут я понял, что это за нынче мир такой стал. Этот гад, не на шутку струхнув, потому как уже завтра его вполне могут и без меня по-любому кончить, так ведь на полусогнутых и побежит прямо сегодня к Митрохину, жалко подняв лапки, сдаваться в плен.

И уже завтра тут расцветет пышным цветом продажа кокаина и героина.

Ну, думаю, нет, ты никуда не побежишь, ты здесь и сейчас в могилу ляжешь.

Слава Богу, Леха показал, как кадык вырывают…

И вот сижу я на пожизненном и думаю, какой это все-таки страшный мир, и в нем самые худшие негодяи всегда на свободе, и они там не просто полной грудью дышат, а еще и как сыр в масле катаются.

Убийца поневоле

– Я же звоню тебе, – Евгений почти кричал в трубку, – а ты, Лена, почти не слышишь, ты думаешь о том, как бы поскорее закончить этот крайне неприятный для тебя разговор и побыстрее вернуться к детям и любимому мужу. А ведь если бы не я, у тебя, быть может, ничего бы сейчас вовсе и не было! Еще уж никак неизвестно, как бы ты ту групповуху действительно пережила.

На другом конце трубки повисло отчаянное молчание… Оно длилось целую минуту, а потом женщина начала сбивчиво и запальчиво отвечать:

– Я что, должна была тебя ждать все эти четыре года, которые тебе дали, а потом ехать с тобою в чужую страну… в полную неизвестность?

Евгений нетерпеливо ее оборвал:

– Сейчас не в этом дело. Я тебе о чем битый час толкую: ко мне на работе подошла симпатичная девушка, которой я не знаю чем до того приглянулся, что она, попросту, очевидно, сойдя с ума, решила сама вот начать со мной отношения. Да еще и это никак не было простым заигрыванием, она мне чуть на шею сдуру не повесилась.

Лена невесело с горечью выпалила:

– Ну так, ты парень хоть куда, мне ведь когда-то все подружки завидовали.

Евгений почти равнодушно ответил:

– Да вот только у нас с тобой почти ничего не было, а после тюрьмы я вообще не могу ни с кем закрутить любовь, мне все время кажется, что у меня на лбу написано, что я там так долго был.

Он осекся, а затем продолжил:

– Целых три с половиной года, да и то по условно-досрочному раньше вышел, – с содроганием в голосе и с трудом выговорил он.

– Ну ты хоть объясни, чего именно ты от меня вообще вот хотел? – резко вставила Лена. – Я твои нынешние дела вообще не знаю, ты уехал, и сейчас ты уже от меня далеко, далеко…

Евгений тяжело вздохнул:

– Да вот не знаю я, что мне с этим теперь делать. Я ведь ей не пара, она там не простой уборщицей день-деньской работает. Это я тут должен был сортиры мыть, но мое уголовное прошлое в Израиле осталось под завесой тайны.

Лена, услышав такие слова, почти по-матерински пригорюнилась:

– Так и ты вовсе не должен был сидеть и чего-то там охранять. Это все эти уроды, что к нам тогда прицепились. Они бы меня к себе в машину силой затащили, а ты не сбежал!

Евгений вновь почувствовал себя на следствии. Он сказал:

– Ленин людей словами убивал, а я только поднял булыжник и бросил в машину. Откуда мне было знать, что за рулем еще один подонок сидел и ждал, пока его дружки бабу скрутят и в салон затолкают? И мне еще следователь басом тогда прогундосил: «Скажи еще спасибо, что твои действия на предумышленное не тянут».

– Да, был поздний вечер, и было темно, и ты не видел, что там внутри есть еще один человек, но все равно ты убийца.

И все это таким тоном, будто бы эти ребята свою подружку в машину заталкивали, а я полез с ними в драку.

– Ты ведь не отрицала с ними знакомства? – это был и вопрос, и упрек одновременно.

И уже взрослая женщина вновь пережила свой старый страх. Она прохрипела:

– Они мне угрожали, и одного из них я действительно где-то мельком видела.

Затем Лена вздохнула и сказала:

– Ладно, чего теперь тебе то страшное прошлое в другой стране вспоминать?

Евгений, немного подумав, ответил:

– А я и не хочу, оно то и дело само так и всплывает в памяти. И вот сейчас я вообще не знаю, чего именно мне делать, на мне же три наколки тюремные есть, и даже если она в этом нисколько и не разбирается… Я все равно сам расколюсь в постели про эту нечаянную и поганую гадину, которую мне совсем ненароком так довелось вот тогда раздавить. А так оно будет просто убийственно страшно!

Лена назидательно сказала:

– В этих вещах всегда лучше довериться интуиции. Женщина, если она действительно любит мужчину, она уж и вправду тогда будет готова простить своему возлюбленному буквально все что угодно, кроме пренебрежения к ней.

Евгений отпарировал:

– Но ведь ее семья меня не примет. На хрена им бывший зек!

Лена снова в грубой и назидательной форме повторила:

– Людям часто гораздо важнее, чем человек занят сейчас, и какие у него перспективы, и как он относится к их дочери. Пятно черное на биографии никого не украшает, но ведь ты теперь учишься на заочном, а не грабишь и не воруешь.

– Ладно, – сказал Евгений, – разговор денег больших стоит. Будем на связи.

Ну а потом, включив диктофон, проверил, как вышла запись.

– Вот и отлично, теперь я этой Тане ее принесу, а дальше будь что будет, не я все это начал, у ней самой в одном месте жутко зачесалось. А впрочем, – он себя тут же оборвал, – с ней этак разговаривать совершенно нельзя, она явно вот из очень даже интеллигентной семьи.

И вот диктофон у нее в руках, и не прошло и десяти минут, как она быстро спустилась вниз в вестибюль здания, и лицо ее горело огнем…

– Ты это все вместе со своей подругой придумал, чтобы нарочно надо мной так поиздеваться?!

Ой, это вообще никакой не вопрос, она убеждена, наверное, что все злодеи имеют более чем отчетливую печать порока на своих донельзя уродливых лицах.

А между тем у человека может быть лицо праведника, а душа вора, который у своих из дома самое последнее с радостью в сердце вынесет.

Но этой девушке этого всего попросту никак совершенно не объяснишь.