Павел Карачин - 30 лет цинизма. Сбоник стихов

«Погоди! Я ведь тоже услышал рожок!
Что ж выходит, я помер? Ответь мне, сержант!»
Он вздохнул и сказал: «Ты во сне отошел.
Так бывает, дружище, – обширный инфаркт.

Не скажу, что скорблю о кончине твоей,
Врать не буду – ты нужен в походе моем.
Да и ты не горюй – вечность жизни длинней!
Ладно, грейся, кури, на рассвете пойдем…»

Я смотрел на бескрайний ночной горизонт…
Вдруг на нем показались зари языки.
Шестикрылый горнист проиграл общий сбор
И оскалил сержант вурдалачьи клыки.

И в колонну по четверо встали бойцы,
Я поднял пулемет и пристроился в хвост…
Я на север иду, обрубаю концы
И взрываю последний оставшийся мост.

Сколько лет я потратил, и сил, и труда
И теперь только смог вещь простую узреть:
Все мытарства твои – это тлен и вода…
ЧТОБ СЕБЯ ОБРЕСТИ, НУЖНО ЛИШЬ УМЕРЕТЬ!!!

Погожим летним днем мужик сказал себе,
Что, мол, давно пора сменить фасад избе.
Он был в работе скор, трудяга и не сноб,
Но обломал топор о сталь забитых скоб.

Мужик с досады взвыл, швыряя матюки,
И над избою взмыл, природе вопреки…
И увидал окрест, как много лет подряд
Мы волочем свой крест, как тащим души в ад.

Священник на обед лакает самогон,
Забыв про свой обет, забив на свой закон.
Бухло рекой течет, горит в печи огонь,
Поет веселый черт под старую гармонь

Смешную песнь о том, как много лет назад
Иуда бил челом, ему внимал Пилат,
Как бросил кошелек, как вверх поднялся перст
И нищий дурачок отправился на крест.

Поп снова накатил и под алтарь упал,
Уснул, слюну пустил, а черт того и ждал.
Взвалил на горб попа рогатый балагур
И Князю Тьмы понес он нового слугу.

Кто знает – помоги решить вопрос простой:
Кто Князю больше люб – слепой или немой?
И добрый Князь решит, где истина, где ложь,
Кому в хоромах жить, кому опять под дождь,

Кому досыта жрать, кому вселенский пост,
Кому прохожих рвать, кому поджать свой хвост,
Кому окно в Париж, кому в табло кулак,
Кому в сметане шиш, кому сойдет и так.

Хотел поэт давно сложить про Князя сказ,
Да обломал перо о сталь избитых фраз
И стал решать вопрос в ничтожестве своем:
«Кто девкам больше люб – с умом или с рублем?»

И, осознав расклад, мужик совсем раскис,
Закрыл рукой глаза и опустился вниз
И, тотчас позабыв увиденный Содом,
Он побежал в сельпо за новым топором.

Мораль стиха проста: ослепни, онемей,
Хлебало распростай и ублажай Князей!
Гори огнем фасад! Эх, размахнись, рука!
И нехрена смотреть на Землю свысока!

На Мысе Надежды луч света погас —
Ни сил, ни желания больше гореть.
При тусклой свече я пишу свой рассказ,
Как Ветер решил к океану лететь.

С рассветной зарею он лег на крыло
И был через час во владеньях людских.
Рассеялся сумрак и Солнце взошло…
Сраженный увиденным, Ветер затих.

Он видит огромный дымящий завод
И свалку – бродячих прибежище псов,
На серой земле, где трава не растет,
Кварталы убогих домов-близнецов.

Слепец ковыляет сквозь мрачный пустырь,
Куда и глазастый давно не ходок.
И лает безумно его поводырь,
И рвет из руки у него поводок.

Заходится в кашле астматик-старик,
На старости лет он остался один…
Иуда монеты зашил в воротник
И смело пошел вдоль засохших осин.

Ни взять, ни добавить – Страна Дураков!
И между лачуг Ветер взвился юлой,
Но встретил случайно в одном из дворов
Девчушку, крутящую обруч стальной.

И бездна в девичьих глазах, полных слез,
И капля по щечке ребенка течет —
Поставлен девчушке диагноз: «Лейкоз»,
Врачами запущен обратный отсчет.

И воют собаки, почуяв исход,
И страшным знаменьем кружит воронье,
Но Фея сказала ей: Смерть не придет,
Покуда в движении обруч ее.

И верит девчушка в пророчество сна —
Уж слишком мала, чтоб обман распознать!
Крутя хулахуп, напевает она
Печальную песню опять и опять…

А Ветер вздохнул: «Ну и странный народ!
Чего не увидишь в людской стороне…»
Крылами взмахнул и рванулся вперед
В любви признаваться прибрежной Волне.

Летит над массивом промышленных труб
И свалок, где вечно отходам гореть…
А девочке снова крутить хулахуп,
Стремясь обмануть простодушную Смерть.

Хищная пуля иглой пронзила плоть,
Сколь ни проси тепла – только вселенский дождь,
Смачную дулю кажет с небес Господь!

Сколько забыто лиц, голосов и строк,
Денег пропито, истоптано сапог,
Сколько крестов высится вдоль дорог!

Разум и сердце сошлись на кулаках,
Кроют друг друга, орут о былых долгах,
Сердце колотит, разум идет в отмах…

Черствость и жалость вошли одна в одну,
Перемешались, неясно, что к чему,
Только осталось, что волком выть на Луну!

Сколько ни сыпь на открытые раны соль,
Сколько ни жалуйся на головную боль,
Сколь показушно ни шастай по снегу босой,

Ищет душа разгонной полосы,
Полночь… На башне все яростней бьют часы,
Жутко и страшно воют цепные псы!

Раньше казалось, что Солнце впереди,
Самую малость – лишь руку протяни,
К черту усталость, надо вперед идти!

Нынче же радость – засесть в четырех стенах,
Стены внушают удушливый липкий страх,
Выйти нельзя – бесы стоят в дверях!

Разнообразен душевный мазохизм:
Кто-то в подъезде на брючном ремне повис,
Кто-то по пьяни осваивает карниз.

Старый кудесник вращает хрустальный шар,
Он превращает железо и камни в пар —
Нечто в ничто! Это – бесценный дар!

Кто на удачу нам накует подков?
Даст передачу сквозь клетку пошлых слов?
Краской наполнит хотя бы один из снов?…

Серый мир, мир без радости, горя и грез,
День тепла не дает – постоянно мороз,
По размеру – нора, только с виду большой…
В этом мире живут люди с рваной душой.

Их нельзя рассмешить, их нельзя испугать,
Хоть во что-то втянуть, хоть на что-то поднять,
Водкой их не споить, не сманить анашой,
Как гранита куски, люди с рваной душой.

По проспекту рабочий шагает народ,
Кто-то с рваной душой с ними вместе идет.
Повнимательней глянь по бокам и назад —
И увидишь его немигающий взгляд.