Павел Карачин - 30 лет цинизма. Сбоник стихов

Тот, кто пишет стихи,
Лжет не меньше, чем все остальные.
Пережеванный слог
Я сквозь зубы харкну на асфальт:
Желчь безумных идей,
Неумелые рифмы больные,
Бред видений ночных,
Бытия каждодневного смрад.

Я глазею в окно,
Как листаю с картинками книжку:
Вот, отбившись от своры,
Рыжий пес под забором дрожит,
Вот у пса отобрал
Кость оборванный, грязный мальчишка —
Ведь ему, как и псу,
Надо как-нибудь день пережить.

Сколько водки ни пей,
Все одно, не заглушишь досаду!
Сколько лоб ни калечь
О полы новомодных церквей,
За душою твоей
Из прекрасного райского сада
Светлый ангел летит
По прямой, только черти быстрей!

Распахнулися двери
Объектов новейшей культуры —
Образцовых столовых,
Борделей, ночлежных домов…
Едет барин!
На МКАДе железной стеной встали фуры,
С воем мчится кортеж
В окружении верных ментов.

Ожиревший чиновник
Трясет золотым телефоном.
Девяностых братва
Оказалась честнее, чем он —
Ведь бандиты блюли
Хоть какие-то волчьи законы,
Этот клал на людской,
На бандитский и Божий закон.

Постигая уют
И покой меблированных комнат,
Где халявным бухлом
Под завязку набит минибар,
Средь потасканных женщин
Прекрасных, нетрезвых и знойных,
Вспоминать о душе —
Все равно, что мочиться в пожар…

Узколобая мудрость
Глаголет из старого кресла,
Здравым смыслом она
Именует обычный испуг.
Жить тревожно, обидно до слез,
Тошно, неинтересно…
И темнеет в глазах,
И усталость навалится вдруг.

Нашей жизни цена —
Три червонца по меркам Иуды,
А высокой Любви —
В день базарный не больше рубля…
Удивляюсь тому,
Как по жизни все просто и грубо
И паяцы, порой,
Поднимаются в ранг короля.

Под восторженный визг
Неуемный тандем продолжает,
Как Сусанин, страну
По болоту по кругу водить…
Патриоты шипят,
Что Отчизну враги окружают…
Не хватает ума,
Сил и времени их рассудить!

Современным аскетам
Охота помногу и сразу,
А борец за права
От мозгов оттирает кастет,
Перепуталось все,
Телевизор затмил людям разум,
Он отныне для нас
И свобода, и правда, и свет!

Славьтесь, люди искусства!
Вы всех, безусловно, полезней —
Заказные поэты,
Художники, прочий бомонд!
Может быть, работяга,
Услышав слезливую песню,
Этим вечером спьяну
Соседу башку не свернет,

Может быть, он сегодня
Жену не прибьет сковородкой,
С тещей кухонный нож
Не использует, как аргумент,
На работе начальнику
В печень не сунет отвертку…
И в дремучей душе
Загорится спасительный свет!…

Смех придворных шутов
Безразличен, как рокот мотора,
Гулко колокол бьет
В новостями промытой башке,
Мы уходим в себя
И не ждите – вернемся не скоро,
Чтобы снова плодиться,
Бухать и растить ВВП.

Где великий потоп,
Что изжогу зальет в полной мере?!
Где же сера с небес?!
Трибунал, что немедля раздаст
Всем сестрам по серьгам,
А братьям по крестам и по вере?!
Антисептик, что Землю
Продезинфицирует враз?!

В изобилье жратвы
Захотелось вам зрелищ – так нате!
Я стою перед вами —
Вы мне ничего не должны…
Тот, кто пишет стихи —
Он, по-своему, тоже предатель,
И слова черной рвотой
Стекают на ваши умы!

Тот, кто пишет стихи, тоже нехристь, подлец и предатель,
И слова черной рвотой стекают на ваши умы!

Растопырьте железные крылья, сомкните ряды!
В счастье много друзей, а в беде остаешься лишь ты.
Оглянись и вокруг посмотри сквозь слепые очки,
За чернеными стеклами пряча кошачьи зрачки.

Полтора дестилетья, как сгинул Двадцатый-старик,
Двадцать Первый-подросток капризно заходится в крик,
Полируя до зеркала нанотехничный кистень,
Выбирает к удару он очередную мишень.

Как вокзальную шлюху, безжалостно к лавке прижав,
Он насилует Вечность, за сочные дойки держа,
Растранжирив в горячном веселье победы отцов
В окруженьи блядей, пидорасов, барыг и воров.

Приоткрой на два пальца бездонную душу, браток —
И заполнит пространство бушующий грозный поток
Из окурков, гондонов, стаканов и мрачных надежд,
Шумных псевдодрузей, лжепророков, хамья и невежд.

Вот у входа в базарный жужжащий и воющий ряд
Две убогие – Память и Совесть нагие стоят,
Деловитые граждане мимо брезгливо снуют,
Им монету не бросят – ну, разве что, в шляпу нассут.

Вот избитый, истерзанный Разум у стенки стоит.
Двадцать первого слуги подняли винтовки свои…
Каждый непревзойденный в своем деле специалист —
Мент, чиновник, путана, торгаш, педофил и фашист.

Вот старуха, одетая в черный глухой балахон
За тобою пришла, да коса не пролазит в проем.
Так и топчется, глупая, в недоуменьи в дверях,
Вызывая всем видом своим уже смех, а не страх.

На картины такие не смотрят больные глаза,
Рад бы что-то сказать, только нечего больше сказать…
Засыпай поскорее, дружок, суетой утомлен
И однажды увидишь ты вещий до одури сон:

Мы в Аду разномастном во весь веселились опор.
Вдруг: «Тревога! Полундра! Атас! Едет к нам ревизор!
Прячьте карты и баб, и коньяк, убирайте столы!
Кто три раза дурак, те сегодня полезут в котлы!

Пробуждайся от сна векового, лентяй Люцифер —
Ситуация требует срочных решительных мер:
Мы комиссию сразу притащим к тебе в кабинет,
Покажи, что хотят, а иначе урежут бюджет!»

Много дней шла проверка, от скуки мы стали зевать:
Надоело до дрожи страдающих в муках играть.
Наконец, дверь открылась и в пекло вошел Асмодей:
«Все, уехали! Прите столы и бухло, и блядей!

Снова можно блудить, напиваться, валяться в грязи —
В двадцать первом проверка нам больше уже не грозит.
Гранты дали – до двадцать второго нам хватит с лихвой.
Как ни кинь, а наш Дьявол – начальник совсем не плохой!»

Падший ангел прикидывал, как же осваивать куш…
Тут из Рая звонок: «Разгрузи хоть на тысячу душ!»
«Не вопрос», отвечал Люцифер, «Присылай их ко мне,
Только за содержанье оплата пусть будет вдвойне.»

От подобных видений проснешься в холодном поту…
Успокойся! Вселенский бардак, глупость и нищету,
Сумасбродство и похоть, и блеск побелевших костей
Ты увидишь, как только привыкнут глаза к темноте.

Двадцать Первый еще до конца себя не проявил —
Этот вздорный юнец, не спеша, набирается сил,
Он растит энтропию в удушливом чреве своем…
Хорошо, что до Двадцать Второго мы не доживем!