Георгий Моверман - Прощай, сестрица Кострома. Избранные стихи и рассказы

…Всю жизнь орал, других мутузя в холку,
Под зад, по спинам палкой, батогом.
Не знал, видать, о способе другом.
А может, знал… Да что в том знанье толку?

Жизнь такова, поводыря слепцов холопьих,
Все смотрят снизу, и в зрачки не заглянуть,
А мне хотелось сдвинуть их чуть-чуть,
Ну на вершок, на полвершка… Туда, к Европе.

…А то я их не знал, уж столько повидал!
Постелют мягко, да бока болят. Засранцы.
Но чисто как живут германцы да голландцы!
А мы-то что? За что нам Бог не дал

Подобной жизни навык и желанье.
А может, дал, да спрятал глубоко.
Открытое увидеть нелегко,
А если уж внутри, во тьме, за гранью…

…И кто-то грудью навалился.
Катька.
«Кто следующий, Петруша?»
Тянет луком.
Должно быть, выпила. В глазах такая мука.
Ах, кто? Мне самому сие узнать-бы!

Всё будет меж рабами первый раб!
Решайте сами… Что-нибудь промолвлю…
Я не о том. В закатном блеске молний
Плывёт сюда последний мой корабль.

Цыганский мальчик в электричке,
Где к полдню заняты места,
Поёт куплет патриотичный,
Гармонь по пузу распластав.

Цыганский мальчик и сестрёнка,
Едва протиснувшись в проход,
Проходят по вагону, звонко
Горланя про «родной завод».

Косит цыганский мальчик глазом
На пассажиров. Ведь ему
Любой из них должён, обязан
Вложить хоть что-нибудь в суму.

Цыганский мальчик – лик немытый
(Иль мытый с горем пополам).
Ему что фарисей, что мытарь;
Вагон ему и дом, и храм.

Круглы испода крыши своды,
Несёт вагон слепая мощь.
В слезах цыганских Инда воды
Гармонь его – ситары дочь…

В руках проворных воли знамя.
Ветра, гудящих труб орган…
Мы все – цыгане. Бог не с нами.
Вот Он уж точно – не цыган!

…Брат и сестра сойдут в Красково.
От службы за денек устав,
Бутылку выпьют «кока-колы»
И вновь – на следующий состав.

Я не печатаюсь в «реале»,
и денег, вроде, лишних нет…
Да и заметит кто едва ли Сонет,
памфлет и прочий бред,

который пальцем и курсором
(пером и ручкой иногда!)
с улыбкой, тихо, но с напором
в окошко выдаёт рука

из кассы душной, тесной, дальней
от пышных офисных хором.
Я в ней сижу, кассир печальный
и, сейф прикрыв, скриплю пером.

Куда уж скромному кассиру,
тягаться с теми, кто мастак,
по части образов и стилей,
идей и чувства…
А раз так

я мышью «Яндекс» бодро кликну,
«stihi» из списка загружу,
и с вызовом в пространство крикну,
(а может, шёпотом скажу):

«Ребята, вот стихотворенье,
а здесь поэма, перевод…
Вы почитайте в воскресенье,
есть время – день длинною с год!

Хотел сказать про то, про это,
про ненависть и про любовь.
Да, я посмел лихим поэтом
себя назвать… Да тут любой

себя таким прозваньем кличет,
на то и сайт для всей страны…
Что? Модератор баллы вычтет?
Ну, а кому они нужны?»

И правда, я похож на клерка
невидной средненькой руки:
свой «кабинет» – из байтов клетка,
где свалены горой стихи.

Да, «кабинет»! А поправее
нажмёшь на строчку «публикуй» —
и стих родится на дисплее!
Давай, поэт, гордись, ликуй!

И я ликую, я ли… кую…
В ответ неслышно эхо гор.
И я, как каскадёр, рискую,
но неизвестен каскадёр.

Не для него желанный «Оскар»
и номинации шорт-лист…
Лечу спокойно прямо в пропасть
и падаю привычно вниз…

Там, в титрах, где-то в строчке сотой
стихи случайно промелькнут
солдата пишущей пехоты…
Когда все зрители.
Уйдут.

Боярышник растоптанный
с тропинки у забора,
Мужик – сосед по комнате —
Диктует мне с напором:

«Кадри вот эту светлую,
Которая из Курска,
Не замужем. Советую…
Как кормят тут невкусно!

Вот помню, в Самохвалово
Давали нам рулеты.
И было баб навалом там
Тогдашним жарким летом.

Но, правда, намекнёшь на что —
Кобенились, как дуры.
Главврач здесь точно чокнутый —
Платить за процедуры!

Пожаловаться некому:
Всё частное… ну, суки!
Вон новые подъехали,
И, как назло, старухи.

Как плохо связь работает,
Я ж говорю: дырища!
Мобильник где? Да вот же он!
Жена, похоже, ищет.

Привет, Светуль! Чем занят я?
Сижу с соседом Борей…
Да так – одно название,
Козлиный санаторий.

Какие бабы, пусенька?!
Я ж говорю: с соседом.
А кормят здесь невкусно так…
Сейчас идём обедать.

Опять про баб. Да хватит, Свет,
Ты у меня одна же.
Ну хочешь, подтвердит сосед,
Я их не вижу даже.

Пока, Светлан, кота целуй…
Вот так – всегда ревнует
Ко всем подряд. А в койке нуль —
Поверишь, не волнует.

Детей? Да как-то не свезло:
Три года за границей,
Машина, шмотки да бабло —
Что с этого родится?

Аборт, другой, и что-то там
Неправильно залезли.
И всё… бесплодны вы, мадам.
Эх, были б дети если!

Иди сюда, малыш, ты чей?
Ты с мамой тут, ах вот как?
Скажи мне, Борь, ну вот зачем,
Мне «Волга», деньги, шмотки?!

Вот если я вернуть бы смог
Года те, что пропали…
Дай носик вытру твой, сынок!
А папа тоже с вами?»

Я не погиб (невольник чести!),
а просто поднял свой Лепаж…
Машук в лучах рассветных блещет.
Неподалёку экипаж.

Передо мной тщедушный злюка,
С душой и языком змеи.
В глазах-агатах плещет скука
И гордость, страсти усмирив.

Он оскорбил, и он получит
Свою смертельную осу.
Она одна его проучит,
Она одна – и рок, и суд!

Да кто он есть на самом деле?
Стишки кропающий позёр!
Таких вот учат на дуэлях,
Попутно искупив позор.

Ну, палец, жми курок Лепажа!
Представь, что там стоит черкес —
Стрелок хороший, не промажет,
Ускачет, гикнув, в ближний лес.

А ты, судьбой лихой обижен,
Лежать останешься в траве.
…Сейчас он подойдёт поближе.
А может, мимо? Может, вверх…